Уильям Шекспир - Шекспировские чтения, 1976

Чем ближе оказывается самозванец к Москве, тем отчетливее вырастает его собственная трагическая вина. Первоначально он говорит о ней так:

Кровь русская, о Курбский, потечет!

Вы за царя подъяли меч, вы чисты.

Я ж вас веду на братьев; я Литву

Позвал на Русь; я в красную Москву

Кажу вратам заветную дорогу!..

Но трагическая вина самозванца заключена не только в том, что он привел на русскую землю польские войска.

Лжедимитрий запятнал себя преступлением - убийством семьи Годунова:

"Мосальский: Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы. (Народ в ужасе молчит.)

Что же вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович!

Народ безмолвствует".

Боярская партия оказалась столь же преступной, как партия дворянская. Народ - этот неподкупный судия отвернулся от самозванца, так же как раньше отвернулся от Бориса.

У Шекспира народ осуждал злых и преступных королей, таких, как Ричард или Генрих IV, но в финале драматических хроник появлялся новый монарх, призванный восстановить справедливость.

В финале "Бориса Годунова" нет апофеоза нового царя. Пушкин развенчивает и старого царя Бориса и нового Димитрия, развенчивает обе партии господствующего класса.

Он показывает резкий разрыв между народом и господствующими классами, показывает, что народу свойственно в лучшем случае равнодушие к верхам, а чаще ненависть и стремление к бунту.

В "Юлии Цезаре" Шекспир с необычайной силой показал победу исторической необходимости.

Он изобразил Цезаря глухим, суеверным и даже трусливым и противопоставил ему "последних республиканцев" - благородного стоика Брута и преданного свободе эпикурейца Кассия. И тем не менее, несмотря на возвышенные идеалы и человеческую значительность Кассия и Брута, республиканцы погибают. Им удалось убить Цезаря. Но цезаризм как исторический принцип, воплощенный в его преемниках, одержал верх, ибо на его стороне была историческая необходимость.

Шекспир показал роль исторической необходимости в трагедии. Пушкину удалось это сделать в драме из национальной истории. Но необходимость в "Борисе Годунове" гораздо отчетливее связана с мнением народа. Именно народ прямо воплощает историческую необходимость, а отношение народа к тому или иному претенденту на престол определяет его победу или поражение.

Пушкин называл "Бориса Годунова" "истинно-романтической трагедией". Причину этого надо искать в следующем. Сам термин "реализм" еще не существовал. И реалист Стендаль, и реалист Мандзони - оба называли то искусство, которое отстаивали, романтизмом.

Некоторые основания для этого были.

У Стендаля, Бальзака, Мандзони и даже Пушкина реализм часто выступал в неразрывном единстве с романтизмом, слитно с ним. Но тем не менее и внутри искусства того времени в одном случае преобладала реалистическая, а в другом романтическая тенденция.

Гюго и в своем предисловии к "Кромвелю", и в своих драмах истолковывал принципы Шекспира в романтическом духе, Пушкин - в реалистическом. Он сам противопоставил свое истолкование Шекспира романтическому его истолкованию: "По примеру Шекспира я ограничился изображением эпохи и исторических лиц, не стремясь к сценическим эффектам, к романтическому пафосу и т. п." {А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. 14. М., Изд-во АН СССР, 1941, с. 395.}.

Пушкин отбросил фантастику Шекспира. Он избежал в своей трагедии внешних романтических эффектов, ужасов и невероятных происшествий, которым отдал такую большую дань Гюго. Русский поэт стремится только к изображению исторической правды, отсюда та строгая документированность его драмы, которая вызывала даже упреки романтиков.

Очень существен и второй момент: отказ Пушкина от вымышленной романтической фабулы и вымышленных романтических лиц, уводивших трагедию от изображения правды жизни в мир мелодраматических страстей.

Сам принцип построения характера у Шекспира особенно привлекал Пушкина по контрасту с характерами Байрона. Байрон наделял действующих лиц своих произведений чертами собственного характера; персонажи его драм всегда говорили в одном тоне, с одинаковым напряжением. Иное дело характеры Шекспира.

Пушкин так формулирует то, что связывало его собственный принцип изображения характеров с принципами Шекспира: "Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении типов..." {А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах, т. VII, с. 164.}.

Рисуя характер самозванца, Пушкин полностью осуществил то, что он считал особенностью шекспировского изображения характера: "Читайте Шекспира, он никогда не боится скомпрометировать своего героя, он заставляет его говорить с полнейшей непринужденностью, как в жизни, ибо уверен, что в надлежащую минуту и при надлежащих обстоятельствах он найдет для него язык, соответствующий его характеру" {А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в десяти томах, т. X, с. 776.}.

Григорий отвечает на упреки Варлаама и Мисаила прибауткой: "Пей да про себя разумей, отец Варлаам! Видишь: и я порой складно говорить умею". В сцене у фонтана он произносит страстные любовные монологи. Принимая своих сторонников, Григорий ведет себя как государственный человек.

Различные обстоятельства раскрывают разные стороны его характера. Это чисто шекспировский принцип изображения.

Но характеры Пушкина строятся иначе, чем характеры Шекспира. В этом отразилась связь Пушкина с принципами классицизма.

Вот характер Бориса Годунова. Борис представлен в немногих сценах. Обычно каждая сцена изображает его на новом этапе его развития, уже иным.

В первый раз он предстает перед нами сразу после избрания на царство, торжествующим и умиротворенным. Действие следующей сцены происходит через шесть лет. Борис уже разочарован в результатах своего правления и не верит в возможность склонить на свою сторону симпатии народа.

Промежуточное звено - все развитие его, происходившее между этими двумя сценами, - от нас скрыто. Такое изображение отдельных ступеней в развитии характера связано с эпической композицией трагедии, действие которой экстенсивно, распадается на ряд коллизий, охватывающих в совокупности довольно большой промежуток времени. Наоборот, Шекспир дает постепенное накопление новых черт характера, а потом решительный взрыв, меняющий характер человека. Постепенно нарастающее раздражение Лира против дочерей приводит его к решительному взрыву, возмущению, характер его резко меняется.

Как и Шекспир, Пушкин пишет некоторые сцены прозой, другие - стихами. Таким образом, он, по его собственному выражению, нарушил и четвертое единство трагедии классицизма - единство слога.