Вольфдитрих Шнурре - Поворот назад

- И это теперь прекратится,

- Боюсь, я должна выразиться определеннее: постепенно я тоже начала видеть, как те десять валятся, скошенные очередью.

- Тем более, мой долг перед тобой - покончить со всем этим.

- "Покончить", - это правильно. Только никакому прокурору с этим не покончить. Все в твоих руках. Жаль только, ты слишком малодушен.

- Выступаешь вдруг совсем не по существу.

- С бОльшим основанием сие следует переадресовать Ты ведь еще ни, разу не сподобился описать все как было без эмоций.

- Неужели? Ну так послушай. Стоял слепяще жаркий полдень. Останки только что взорванного моста слегка подрагивали. Лишь из оливковых рощиц доносилось уловимое дыхание ветерка: Я спросил тех десятерых, не хотят ли они пить. Они не ответили.

- Вот, пожалуйста.

- Не понимаю.

- Разреши, я тебе помогу. Ты поэтизируешь преступление.

- Я не совершал преступления!

- В таком случае, почему ты рвешься на скамью подсудимых?

- Не могу так жить больше. Я приказал расстрелять десять человек за один взорванный мост. Я не могу вернуть к жизни хоть одного из десяти. Но попытаться искупить вину за содеянное - могу.

- В тюрьме. В исправительном учреждении. Еще бы!

- Допустим, мои рабочие кабинеты менее подходят для этой цели.

- Чего бы я никогда не взялась утверждать. Все целиком зависит от тебя. Правда, если для пущей сосредоточенности тебе потребны ограниченное пространство и решетки на окнах, это значит - еще не время. Ведь камера суть насилие. А искупление возможно при свободном решении.

- Как можно быть свободным, если ты убивал!

- Стало быть твое понимание искупления ложно.

- Для тебя ложно. Мне сейчас любая воля ни к чему, мне нужна неволя.

- Чего же ты добьешься, покорившись ей? Только того, что когда-нибудь сможешь сказать себе: с прожитых лет вина снята. За эту прописную истину ты расплатишься самыми дорогими годами жизни.

- Годы за жизни - я не столь самонадеян, чтобы думать, будто это взаимно уравниваемые величины.

- В чем же тогда смысл этого "искупления", если даже не подвергается пересмотру сам прецедент?

- В том, что покаюсь, а что получу по заслугам, приму как должное.

- Твое бессилие тщится взять свое. Грустный торг.

- Есть исход, и есть предел. Силы мои на исходе, я хочу сделать последний шаг к своему пределу и уже оттуда попытаться обрести новые силы.

- Но почему этот путь должны указать чужие люди, когда единственно верное - найти его в себе самом?

- Знаю! Его надо разделить на отрезки. Каждому - свой черед. Я бы слишком поторопился. Я бы неоправданно поспешил!

- Какая все-таки польза от пяти или десяти лет, если их якобы очистительное воздействие благотворно скажется на тебе лишь после их окончания. Кому вообще дано судить - изменился ты или нет, когда до сих пор в этом было отказано твоим близким? Этому Хердегену? Да он о тебе ни малейшего представления не имеет.

- Хердеген всего-навсего страж. Он стоит у врат закона. А я хочу вовнутрь.

- Тебе надо не в статьи, закона влезать. Тебе отстраниться надо. Отстраниться от этого дела и - от самого себя.

- Я не отступлюсь от задуманного, ты меня не разубедишь.

- То, что ты задумал, я вовсе не ставлю под сомнение, речь идет лишь об инстанции. Суд не наделен чуткостью. Тут нужен судья, который знает тебя. Ну, кто же подходит для этой роли, Тео, больше, чем я?

- Ты не беспристрастна. Развивайся события по-твоему, так Патроклес должен был бы снять охранника, и делу конец.

- Нет скажи, я беру несколько шире. Ведь здесь не одно наше имя поставлено на карту, но и пайщики общества. О реакции моей семьи лучше вовсе не говорить.

- Не забывай, мне обеспечена помощь юриста.

- Тогда, Тео, остается еще такая возможность. Мы обращаемся к профессору Дормейеру. Ты знаешь, сколь причастен он к судьбе фирмы. Он сразу назначит тебе перемену климата да к тому же обоснует это должным образом. Сложить чемоданы дело нехитрое.

- Сожалею, Гертруда: бегство это не выход.

- Но, милый! Кто говорит - о бегстве? Твое здоровье подорвано. На заводе все догадываются: у тебя сильное нервное расстройство. Передышка нужна тебе как воздух. Я уж и забыла, когда мы последний раз отдыхали на Майорке. А сейчас это прямо-таки идеальный вариант.

- Если бы мне предстояло все обдумать - возможно. Но что обдумывать? Я знаю, как должен поступить.

- В теперешнем состоянии ты не выдержишь такого процесса, который потребует всех душевных и физических сил.

- Выдержу.

- Ну, тогда хоть обратись сначала в инстанцию предварительного разбирательства: обратись ко мне.

- Полгода назад я б еще, пожалуй, уверовал в полезность перемены образа мыслей, но ты всегда относилась этому как к безнадежной затее, всегда умоляла меня вставить прошлое "в покое".

- Я начинаю сознавать, что то было ошибкой, Тео. Нам следовало бы обсудить все терпеливо, на отдыхе.

- Так ты говоришь сегодня. А что запоешь завтра, вздумай я поймать тебя на слове? Старые песни.

- Милый, я тоже сделала кое-какие выводы. Теперь я знаю, что поставлено на карту. Сам - видишь: я уж и этого Патроклеса принимаю всерьез.

- А только что ты мне опять советовала: раз я не могу прошлое забыть, то мне нужно заставить себя отстраниться от него.

- Обещаю: на Майорке у нас будет вдоволь времени поговорить о том, что постепенное изживание эффективнее насильственного отстранения.

- И тебе не захочется меня разубеждать? И на все хватит терпения?

- О чем ты говоришь? Что в данный момент для тебя самое главное? Да одно единственное: воспользоваться шансом стать другим человеком.

- Стать другим без наказания?..

- Будь справедлив: вспомни ночные кошмары, депрессию.

- А что если нам отправиться в Грецию - в ту деревушку?

- Не хочешь ли, чтобы родственники погибших поднесли тебе стаканчик вина с козьим сыром в знак прощения?

- По их поведению я бы определил, есть ли у меня на самом деле внутреннее право на амнистию.

- Право есть у каждого.

- Но я хотел бы доказать этим и кое-что другое.

- Что ты не боишься мести; ну, допустим. Но ведь мужество - это одно, а потребность в преображении - совсем другое. Твое появление может стать для них последней каплей. Оно может спровоцировать деревенский самосуд. Камнепад, одинокую пулю.

- Аргументируешь удивительно проникновенно.

- Потому что мне хочется вызвать в тебе иное бесстрашие: перед самим собой.

- А кто поручится, что этот путь правильнее?

- Мое неприятие, в противовес твоему чувству вины. Ибо ему чужд объективный подход.

- Это вовсе не одно лишь чувство вины; с ним - еще можно прожить. А то, что оно смыкается с совестью. Совесть выворачивает душу. Против вины у нее иммунитет.

- Ты ее слишком высоко ставишь. Совесть - дело более или менее точной памяти. Старый снимок блекнет, выполнив свои функции; и тут не надо прибегать к ретуши.