Доди Смит - Я захватываю замок

Взбираться голышом по холодным, грубым ступеням каменной лестницы было странно и почему-то приятно. Из темноты я вынырнула к солнцу, в восхитительное тепло. Лучи окутали меня, словно плащ. Правда, раскаленная крыша жгла ступни, но я, слава богу, догадалась взять с собой покрывало.

Вот оно, настоящее уединение!

Башня при спальне сохранилась лучше других: зубцы по периметру целы, только кое-где потрескались; в одной из глубоких щелей проросли бархатцы. Я легла — и все вокруг исчезло. Даже парапет (если не вертеть головой). Ничего, кроме сияющей бездонной лазури неба.

Насколько же разнятся ощущения, когда ты в одежде, — пусть и откровеннейшем купальнике, — и когда полностью раздета!

Спустя несколько минут мое тело ожило; я чувствовала себя всю так же хорошо, как голову, руки или сердце. Казалось, можно думать не только мозгом, но и, к примеру, ногами. Кожей, ногтями, ресницами я вдруг поняла, что болтовня Топаз о слиянии с природой не ерунда! Я нежилась в теплых лучах, будто под огромными мягкими ладонями; трепет воздуха напоминал ласковое касание пальцев…

Мое поклонение природе всегда было связано с колдовством и легендами, хотя порой в нем сквозило что-то религиозное. Но не теперь. Похоже, такое состояние Топаз и называла «языческим». В любом случае, это неописуемо!

В конце концов, мне стало жарко. Перевернулась на живот; спину, как ни странно, общение с миром не заинтересовало. Вновь работал один мозг. Он будто замкнулся на себе — вероятно, потому, что перед глазами расстилалась лишь унылая серая крыша. Я прислушалась к тишине. Ну и безмолвие… Ни собачьего лая, ни куриного квохтанья, — ни щебета птиц, что самое удивительное! Точно в звуконепроницаемой раскаленной сфере. Не успела я испугаться: оглохла?! — как услышала слабое шлепанье: хлоп-хлоп…

Кап-кап…

Еле сообразила, что это стекает в ров вода с мокрого купальника.

На бархатцы, прожужжав мимо моего уха, опустилась пчела. И тут в небе так загудело, точно целый рой пчел слетелся к Годсенду со всего света. Подскочив, я увидела приближающийся самолет и сразу бросилась к лестнице прятаться — только голову выставила. Самолет пролетел над замком низко-низко.

Глупо, конечно, но я почему-то представила себя средневековой леди де Годис, наблюдающей из глубины времен за парящим в небе человеком (вероятно, с надеждой, что это возлюбленный, который намерен ее завоевать). Затем средневековая леди на ощупь сошла вниз по лестнице и облачилась в платье-рубашку.

Едва я застегнула последнюю пуговицу, во дворе закричал почтальон:

— Есть кто дома?!

Посылка!

Мне!

Роуз все-таки вернулась за духами «Летнее солнцестояние». Я думала, она забыла.

Подарок был чудесен! Под внешней оберткой обнаружилась вторая — белая, с яркими цветами, а под ней — синяя, бархатистая на ощупь, коробочка. В стеклянном флаконе, украшенном гравировкой (луна и звезды), плескались бледно-зеленые духи. Пробку опоясывал блестящий шнурок, закрепленный серебряными печатями. До смерти хотелось немедленно их опробовать! Сдержалась. Решила отложить до начала обряда и весь день предвкушать удовольствие.

Я поставила флакон на туалетный столик, на половину Роуз, и мысленно послала ей благодарность. Написать я собиралась сразу после «игрищ на насыпи у башни Вильмотт», как она выразилась. Хотела сообщить, что надушилась ее подарком перед ритуалом.

И почему я не написала сразу? Что ей теперь сказать?..

Я проголодалась, но готовить стало лень; устроила роскошный обед из тушеной фасоли. Какое блаженство, мы снова можем позволить себе консервы! Еще я съела бутерброд с маслом, салат, холодный рисовый пудинг, два кусочка кекса (настоящего, магазинного!), а запила все молоком. Эл с Абом сидели на столе. Угощение перепало и им. Хотя я их прежде покормила, оба бросились к банке с фасолью. Впрочем, они редко что оставляют без внимания — Элоиза не отказывалась даже от соленых листьев салата (когда мы голодали, бедняжка стала практически вегетарианкой). Наевшись втроем по самое горло, мы дружно улеглись вздремнуть на кровать с пологом: Аб свернулся калачиком в ногах, Элоиза спиной привалилась мне на грудь — жарковато, конечно, зато компания.

Проспали несколько часов. Никогда так долго не спала в дневное время — почти до четырех! Даже стыдно… Элоиза радостно застучала хвостом по матрацу, словно я вернулась после отлучки. Абеляр смерил нас странным взглядом, будто обеих видел впервые в жизни, затем спрыгнул с кровати и, немного поточив когти о единственную ногу мисс Блоссом, сбежал вниз по лестнице. Спустя несколько минут я выглянула во двор: кот сидел на стене и, воздев лапу к небу, старательно умывался. Мне, кстати, тоже следовало вымыть голову…

Вскоре настало время собирать цветы.

Цветы для обряда требовались полевые. Не помню почему: то ли по традиции, то ли сами с Роуз так придумали. Гирлянды из мальвы, смолевки и колокольчиков мы набрасывали на шеи, наперстянку несли в руках, а шиповником украшали волосы. Даже когда сестра перестала принимать участие в праздновании, все равно иногда выходила собирать цветы.

Бродя по лугу, я мысленно разговаривала с Роуз, слышала ее ответы… и вдруг страшно по ней затосковала! Тогда я решила побеседовать с Элоизой. Мы неторопливо прогулялись по аллее, полям; иногда я давала корзину с цветами собаке, и та несла ее в зубах, гордо виляя всей задней половиной туловища. Правда, совсем недолго.

В лиственничнике — о радость! — цвело еще много колокольчиков. Обожаю смотреть, как Элоиза нюхает их длинным белым кожистым носиком. И почему люди считают бультерьеров уродливыми? Эл красива, изящна, хотя за последние сытные недели и набрала чуть лишнего веса.

Я щедро напоила цветы водой; без воды полевые цветы быстро гибнут, поэтому плести гирлянды лучше после семи часов вечера.

Еще раньше я запаслась хворостом для костра (тяжелые поленья заранее приносит Стивен) и сложила в корзинку; с плетением гирлянд покончила к восьми. На голубеющем небе тускло светилась бледная луна. Переодевшись в зеленое льняное платье, я накинула гирлянды на шею, вставила в волосы шиповник и наконец, в последнюю минуту, открыла духи.

Глубокий вдох — и я вновь очутилась в шикарном магазине, где хранились меха. Ах, какой восхитительный был аромат! Однако ничего общего с запахом колокольчиков он не имел. Странно! Я немного помахала носовым платком и на секунду вроде бы почувствовала колокольчики, но в целом… В целом пахло таинственной, неуловимой сладостью — роскошью и Лондоном. Духи полностью забили слабый аромат полевых цветов. И я решила не душиться — не хотелось портить чудный запах нагретой солнцем травы у башни Вильмотт. Понюхав духи еще раз, я сбежала в кухню за корзинкой и хворостом и отправилась на насыпь. Элоиза, к счастью, за мной не увязалась — вечно она норовит попробовать обрядовый кекс.