Доди Смит - Я захватываю замок

Оказалось, что он как раз собирался это обсудить!

— Я уеду, а положиться можно лишь на вас, — сказал Коттон. — Вы одна поймете… Нет, Томас парень сообразительный, но у него интерес другой — несерьезный, я бы сказал, детский. Мистеру Мортмейну необходимы в первую очередь вы, ваше понимание.

Вот это новость! На душе сразу потеплело.

— Да, я очень хочу разобраться. Только он не станет мне ничего объяснять. Почему так, Саймон?

— Каждый должен найти ответ сам — в том и суть загадки.

— Но ведь нужно знать принцип, по которому разгадываются ребусы.

Саймон ответил, что именно поэтому решил со мной поговорить. С позволения отца, конечно.

— Есть конкретные вопросы?

— Уйма! Во-первых: почему произведение — сплошная головоломка?

Коттон рассмеялся.

— Вижу, начали с самого вкусного! Постичь логику творца невозможно. Во всяком случае, мистер Мортмейн здесь не первопроходец. Мир, созданный Господом, по сути, загадка.

— Да уж, — фыркнула я. — До сих пор все в растерянности… Но зачем отцу брать пример с Него?

— Думаю, так поступает любой творческий человек. Хотя, наверное, каждый человек — потенциальный творец. И цель мистера Мортмейна — пробудить в людях творческое начало. Изучая его книгу, они сами участвуют в созидательном процессе. А созидание равно открытию. В том смысле, что все уже создано иной силой. Назовем ее Богом, если так понятнее. Остается только это отыскать.

Воображаю, с каким озадаченным лицом я слушала Саймона, потому что он вдруг сказал:

— Наверное, мои объяснения никуда не годятся. Подождите… Соберусь с мыслями.

Прикрыв глаза, он задумался — точь-в-точь как на первое мая. Однако в этот раз я лишь скользнула по нему взглядом: нечего себе потакать, будоражить чувства. Даже о его отъезде вспомнить не смела. Вот уедет, тогда… Времени на размышления будет много.

Наконец Саймон заговорил.

— По мнению вашего отца, интерес людей к ребусам и головоломкам — нечто большее, чем желание занять досуг. Возникает он в раннем детстве. Вероятно, это следствие вечного любопытства, попытки выяснить, откуда же мы взялись. В процессе поиска накапливаются знания. Эти упражнения для ума развивают больше, чем любая другая интеллектуальная деятельность. Таким образом мистер Мортмейн хочет донести до читателей свои идеи.

Я попросила его повторить объяснение помедленней. И вдруг — о чудо! — картинка сложилась!

— Но как оно действует?! — воскликнула я.

Тогда Саймон предложил мне вообразить кроссворд.

— Пока его разгадываешь, в голове проносятся сотни образов. Так вот, в загадках вашего отца к общей сумме образов прибавляется вложенный им смысл. А к общей сумме всех разделов, ребусов, головоломок, схем, ходов прибавляется его философия поиска-созидания. Кстати, полагаю, в книге появится и детективный раздел.

— И при чем тут гуляющие зайчики? — немного насмешливо осведомилась я.

— Наверное, задают нужный тон. Представьте: вы — ребенок. Первые загадочные символы в жизни ребенка — буквы. Представьте, будто вы их не понимаете. Теперь сложите буквы в слова. А слова превратите в образы. Почему вы хмуритесь? Я заморочил вам голову?

— Нет-нет, — быстро отозвалась я. — Все ясно, только… Ох, Саймон, мне так обидно! Зачем отец усложняет? Почему не объяснит простым языком?

— Потому что многое нельзя объяснить простым языком. Опишите простым языком… красоту. Тогда поймете, о чем я.

И добавил, что в искусстве определенность почти невозможна. Задача искусства — вызвать ответную реакцию. А без новаторства и экспериментов, вроде отцовских, оно закостенеет.

— Не обижайтесь. Хотя, наверное, это естественно. Подсознательный страх неизвестного.

И мы обсудили другие, поначалу не принятые, новшества: последние квартеты Бетховена, современную музыку, работы великих художников, которыми теперь все восхищаются. Саймон говорит, что в литературе по сравнению с другими видами искусства новое встречается редко, поэтому отца нужно поддерживать.

— Ладно, буду поддерживать, как смогу, — вздохнула я. — Я еще немного досадую, но постараюсь не подавать виду.

— Не подавать виду не получится, — покачал головой Коттон. — Досада помешает восприятию. Господи, как же перетянуть вас на сторону отца? Ладно, смотрите… Вы все-все чувства можете выразить в дневнике? Все укладывается в славные крошечные слова? Не сносит постоянно в метафоры? Изобретатель метафоры — гений! Это теперь мы ее используем не задумываясь. Работа мистера Мортмейна в некотором роде — продолжение метафоры.

И правда, сколько же я мучилась, описывая свои чувства в день летнего солнцестояния! А, в конце концов, сравнила день с похожей на собор аллеей. С тех пор те образы навсегда связаны для меня с летним праздником и Саймоном. Кстати, непонятно, как образ сливается с реальностью. Почему одно — продолжение и украшение другого?

— Неужели отец пытается описать столь не поддающееся описанию?

— A-а! Вижу, что-то в голове сложилось! — обрадовался Коттон. — Можете объяснить?

И зачем я вспомнила день летнего солнцестояния? Зачем вспомнила о любви к Саймону?

— Э-э-э… ну уж не славными и не крошечными словами, — довольно беспечно ответила я. — Но досада прошла. Все будет хорошо. Я на стороне отца.

Мы начали гадать, что же подвигло его взяться за работу. Помогло ли ему заточение в башне? Думаю, наверняка никто не скажет.

Саймон предположил, что повлияло многое.

— Наш приезд, например. И мама. Она мертвого расшевелит. Возможно, библиотека в Скоутни. Я нарочно раскладывал там то, что могло заинтересовать мистера Мортмейна. Посидев под замком, он явно эмоционально расслабился и прекрасно осознает, что началом обязан вам. Благодаря «зайчику», оформилась главная идея: ребенок учится читать.

А по-моему, отца встряхнул приступ ярости. Слишком дорого обошелся ему случай с ножом, вот он и взял себя в тиски — но чересчур крепко. Пережал. Саймону теория понравилась.

— И как у него теперь характер? — поинтересовался он.

— Чудеснее не припомню, — улыбнулась я. — Таким я отца еще не видела. Но если срывается… спасайся, кто может. Топаз обожает, когда жизнь бьет ключом.

— О, наша дорогая Топаз! — засмеялся Коттон. — Сокровище, а не жена — для творческого человека. Особенно в разгар работы. И мистер Мортмейн это знает. Не будет ли зимой вам в замке скучновато? В лондонской квартире остается горничная. Приезжайте, когда вздумается. Вы уверены, что не хотите поступить в колледж?

— Уверена. Я хочу писать. Лучшего учителя, чем жизнь, не найдется ни в одном колледже.

Тут он со смехом сказал, что общаться со мной — сплошное удовольствие: иногда я по-взрослому мудра, иногда — по-детски наивна.