Николай Самвелян - Крымская повесть

Но это все же был лишь обман зрения, потому что узкая полоска свинцово-серой воды между пристанью и кормой катера с каждой минутой становилась все шире и шире. Катер уходил все мористее по направлению к «Очакову».

— Да, это, конечно, она. Только бы не начали стрелять! — сказал вслух Владимир и, обращаясь к Шуликову, спросил: — У вас есть с собой какое-нибудь оружие?

— Лишь «монтекрист», — ответил фабрикант устриц, показывая маленький пистолет, которым любили баловаться гимназисты старших классов. — Если что-нибудь начнется, нам с вами лучше укрыться в гостинице. Уж не собираетесь ли вы лично вступить в перестрелку с флотом и войсками? Впрочем, думаю, до огня не дойдет.

— Почему?

— Силы с двух сторон примерно равны. Половина кораблей подняла красные флаги. Остальные выжидают. А на берегу, сами понимаете, ничего не разобрать. Глядите, вон пришел еще отряд с красными бантами. Портовые рабочие. Человек тридцать, если не больше.

— Да, но прибывают и солдаты. Целая рота.

— Белостокский полк, судя по форме, — согласился Шуликов. — Еще неизвестно, на чьей они стороне. Впрочем, красных бантов не вижу. Все равно повода для волнения нет. Мне кажется, наступило то самое мгновение, которое и называют равновесием сил. Сейчас никто не решится на первый выстрел. Вы слышите, какая тишина? Просто удивительно. Ведь на пристани масса народа.

Владимир бросился к парню с бантом на лацкане плаща.

— Друг, вы не знаете, с кем солдаты?

— Да уж не с нами.

— Но они пришли без офицеров.

— Что с тобой, парень? Ослеп? Офицеры тут как тут. Вон и полковник спешит.

Владимир помчал ко входу в «Кист». Почти силой вырвал у портье телефонный аппарат.

— Барышня! — закричал он, услышав в наушнике голос телефонистки. — Морские казармы! Срочно!

— Велено не соединять! — ответила телефонистка.

— Кто велел?

— Больше не звоните. — Сухой щелчок в наушнике.

Владимир вернулся на пристань.

С крейсера махали руками, что-то кричали тем, кто находился на катере. А сам катер, неуклюже переваливаясь с волны на волну, упрямо полз вперед. Он был уже на полпути к крейсеру.

— Через десять минут, самое большое — через четверть часа, как только катер достигнет цели, психологическое преимущество будет на стороне восставших, — жестикулировал Шуликов. — Не стоять на месте, не дать опомниться противнику. Быстрота, натиск, маневр — вот три главные заповеди Наполеона.

— Причем тут Наполеон вместе со своими маневрами, безумствами и островом Святой Елены? — Болтовня Шуликова раздражала, кроме того, Владимир вдруг почувствовал, что руки и ноги похолодели и почти не слушаются; может быть, от волнения, но так ли, иначе ли подобное он испытывал впервые. — Причем здесь Наполеон? И почему вы трещите без умолку?

— Действительно, при чем здесь Наполеон? — опомнился фабрикант устриц. — Это я от нервов заговариваюсь. Я так понял, что вы узнали в толпе свою знакомую. Человек вы сдержанный, а тут даже вскрикнули. Моя догадка верна? Можете не отвечать, если не хотите.

— Она на катере, а не в толпе.

— Вот оно что! Понимаю ваши чувства и разделяю волнение. Но стрельбы не будет! Не будет!

— Почему?

— Потому что я этого не хочу! — Шуликов даже топнул по камню обутой в изящный туфель с белыми гетрами ногой. — И ее никто не хочет!

— Я не сумел выполнить очень важное поручение. Телефонная станция не работает. Как предупредить Александра? Он должен знать…

Но тут-то и раздались резкие лающие звуки орудий. Фонтан воды. Второй. Катер был взят в артиллерийскую «вилку». Вот и прямое попадание. С бортов люди прыгают в воду. Взлетевшие в воздух доски и тяжелое «у-у-ах!». Это открыла огонь канонерская лодка «Терец», команда которой, укомплектованная офицерами, час назад отказалась вести переговоры с восставшими.

И снова тишина.

Владимир смотрел на то место, где только что был катер, и еще не понимал смысла произошедшего. Катер исчез. Прямое попадание.

Зловещей была тишина на Графской пристани. Никто не вскрикнул, не схватился за голову. Ни звука, ни вздоха, ни проклятий. И удивительно далеким, вызывающе отчужденным был гул дробящихся о ступени пристани волн. Именно это и показалось поначалу Владимиру странным и не поддающимся объяснению. Возможно ли, чтобы море с одинаковым усердием качало на своих волнах и канонерку «Терец», расстрелявшую катер, и «Очаков», на котором и сейчас реял красный флаг? Да тут еще эта странная тишина на пристани.

Вдруг тяжело громыхнули полевые батареи на Историческом бульваре. Они вели огонь по учебному судну «Днестр» и стоявшему рядом с ним миноносцу, на мачтах которых тоже развевались красные флаги.

— Что они делают? Если в «Буг» попадут? Он ведь начинен порохом, и на нем ведь тоже красный флаг.

— А что ж «Очаков» молчит? Ведь на нескольких орудиях замки остались.

— Говорят, всего на двух или на трех.

— Неужто не ответят? Ведь это лучший крейсер флота. С его артиллерией тягаться тяжело.

На пристани появилось десятка три матросов. Судя по бескозыркам, это была свободная команда с «Трех святителей», «Ростислава» и «XII Апостолов». Они стали оттеснять людей от причаленных к лестнице яликов.

— Проходи! Не задерживайся! Сейчас стрельба начнется.

К матросам рванулось несколько солдат и штатских с красными бантами или повязками на рукавах. Вместе с матросами пришел почему-то не флотский офицер, а артиллерийский прапорщик.

— Разойдись! По домам. Нечего тут толочься! А вы, с бантиками, кто такие?

— Народная милиция!

— Не слышал о такой. Кем назначены?

— Советом.

— Каким еще Советом?

— Советом рабочих, солдатских и матросских депутатов. Не слышал о таком? Еще услышишь!

— Очистить пристань! — крикнул прапорщик.

Но матросы топтались на месте. А люди с красными бантами вовсе не спешили покинуть пристань.

— Может быть, нам уйти? — спросил Шуликов. — Я не боюсь смерти, но не выношу вида крови. Сейчас здесь такое начнется!

— Перестаньте причитать! — прикрикнул на него Владимир и отобрал этюдник. — Уходите, если можете…

— Нет, не могу, — ответил фабрикант устриц. — И уйти не могу, и наблюдать избиение не в состоянии. Ну хоть бы Шмидт отдал приказ стрелять! Пусть будет лишь один выстрел — выстрел отмщения.

В это время от «Очакова» отошел миноносец «Свирепый» и рванулся к Южной бухте, туда, где стояли канонерки «Терец» и «Эриклик». Он мчал, пеня волны, навстречу ливню огня, обогнул Павловский мысок и попытался втиснуться между «Ростиславом» и крейсером «Память Меркурия». Это был смелый, отчаянный маневр. Пока что «Свирепый» вел огонь по судам, не поднявшим красных флагов, лишь из орудий, но в запасе у него были два минных аппарата. Вероятно, он хотел расстрелять с близкого расстояния первыми начавшими огонь канонерки «Терец» и «Эриклик». И тут «Очаков» послал несколько снарядов в направлении «Ростислава» и полевой батареи.