Мартин Сутер - Семь рассказов из книги Бизнес-класс

Он приезжает к ним где-то на вторую неделю, благополучно избавляя себя от всей этой суеты с переездом, обживанием и акклиматизацией. К тому времени интенсивность солнечных лучей падает до каких-нибудь десяти единиц в терминологии лосьонов для загара, а Аннина (7 лет) и Терри (9) уже знают, где дают самую вкусную пиццу и как на местном языке называется "Большое сливочное с орешками". Линда уже достаточно загорела для своих новых летних туалетов и движется с небрежностью матери двоих детей, успевшей за десять дней привыкнуть к ультрафиолету, медузам, жаре и детским пререканиям на каждом шагу. Теперь семья готова к приему герра Хунольда, и он приезжает.

Первый вечер он дарит Линде. Отправив детей спать, она может всецело рассчитывать на его внимание. Теперь она наконец может рассказать ему то, что у нее накопилось, пока он так напряженно работал (что-что, а свою функцию кормильца он всегда выполнял на совесть). Теперь ему ничто не мешает выслушать все эти мелкие радости и горести Линды - матери двоих детей, жены заместителя президента швейцарского филиала крупнейшего международного концерна. И если рассказ закончится не слишком поздно, а его добрые советы по поводу семейного бюджета или воспитания детей не вызовут непонимания с ее стороны, то потом их общение может и перейти за чисто духовные рамки.

Следующий день герр Хунольд проводит только с семьей. Начинается этот день с семейного завтрака. Все сидят за столом, все рады друг другу.

- Аннина, а ты знаешь, как пишется "медуза"? А ты, Терри, помнишь, как называется эта страна, где мы отдыхаем, и какая у нее столица?

Дети, они ведь так и тянутся к знаниям.

В этот день они на пляж не ходят. Причина этому - педагогика: герр Хунольд знает, что такое воспитание, и такая непопулярная мера призвана укрепить его авторитет и напомнить детям, что надо слушаться старших. Линда, конечно, тоже воспитывает их все время, но разве может мать целиком заменить детям отца? Пусть они лучше проживут один день без пляжа, зато семейные связи укрепятся. Качественно. Пусть они лучше узнают своего отца, который ради них готов бросить все свои дела.

Хунольд очень ответственно относится к воспитанию детей. Он старается понять, какие они, эти маленькие человечки, которых он кормит и воспитывает и для которых он наверняка образец или полубог, если не больше. Что именно из его черт, привычек, качеств и способностей проявится в них? Как ему обнаружить эти черты и развить их?

Он пытается учить детей начаткам местного языка, ведь дети, как известно, легко усваивают языки. Убеждает, что ненавидимая ими рыба на самом деле очень вкусная вещь, тем более что в ней есть фосфор и магний, которые полезны детям. Подробно рассказывает, в чем заключается его работа как заместителя президента, потому что в школе спрашивают, кто их папа и что хорошего он делает для людей с восьми до восьми?

Укладываясь спать в конце этого очень важного дня, маленькая Аннина спрашивает маму:

- А сколько раз мне надо будет лечь в кроватку, чтобы папа уехал?

- Восемь раз, - машинально отвечает Линда.

Жертвы дефолта

- А здесь, у скилифта, и не скажешь, что у нас дефолт.

- Да. Все те же толпы.

- Мы раньше заказывали вертолет.

- Мы тоже. И никаких тебе толп.

- А теперь приходится толкаться.

- Вообще, если кто действительно пострадал, так это мы. И деньги есть, а мы должны прибедняться.

- Да им только покажи, что у тебя есть деньги, так тебя сразу возненавидят. Особенно тут, на курорте, где полным-полно русских.

- Закажешь что-нибудь у стюардессы, не спросив о цене, значит, нажился на дефолте.

- Моя Жаклин вынуждена носить позапрошлогодние украшения. Прошлогодние, как она говорит, теперь слишком шикарны.

- Моя Габи тоже.

- Сначала, конечно, пришлось втолковать ей кое-что, но теперь, по-моему, ей это даже доставляет удовольствие.

- А-а, я ее понимаю: роскошь навыворот. У меня тоже бывает такое настроение: ты можешь себе позволить отказаться от чего-то.

- А поскольку другие поступают точно так же, то и ты не выглядишь нищим.

- Скорее наоборот.

- Главное - не переборщить. А Биндер взял и поехал в Берн вторым классом.

- Ну, Биндер и раньше любил повыпендриваться.

- С другой стороны, во время дефолта банкиры должны особенно тщательно следить за своим имиджем.

- Тогда тем более зачем ездить вторым классом, да еще в Берн?

- Погоди-ка: там, впереди, это не Вульфли?

- Вон тот толстяк в черной куртке?

- Да, с сезонной путевкой на рукаве.

- Тогда это точно он. Хвастаться сезонной путевкой в такое время может только Вульфли.

- Уволил пятьдесят шесть сотрудников, а путевку себе покупает на целый сезон.

- Я уже второй год как покупаю только на две недели.

- Мы в этом году вообще купили абонемент. То есть ты платишь, только когда действительно выходишь на лыжах. А когда, например, просто Новый год отмечаешь, то за лыжню ничего не платишь.

- Так они много не заработают, кто ж на Новый год на лыжах-то устоит.

- Тут ты не прав. Сейчас у людей нет денег бегать по магазинам и отмечать Новый год на полную катушку, так что первого января они встанут рано.

- Не-е, мы будем отмечать в узком кругу: со своими хоть прибедняться не надо.

- А мы будем у Рухти. Они уже сказали Габи, что стол будет рыбный, но без икры.

- Икра теперь - вещь опасная.

- Да нет, это я к тому, что даже в своем кругу лучше отмечать без излишеств. По крайней мере, если хочешь, чтобы первого числа все увидели тебя на лыжне.

- Тебя на лыжне, а меня у Матти. Если я не явлюсь к нему первого, кое-кто может подумать, что у меня было что отметить на полную катушку.

- Эх, метель бы сюда! И чтобы как раз первого. И на весь день.

- Когда нужна метель, всегда, как назло, бывает солнечно и ясно. Что до меня, то я вообще никуда не пошел бы.

- Так тоже не получится. Если ты не выпьешь с Матти его поганого шампанского, он подумает, что ты пьешь только свой "Рёдерер кристаль".

- Кстати, у нас его осталось целых двенадцать ящиков, еще с до дефолта, но теперь-то его на стол не выставишь. Ладно, авось не прокиснет.

- Я же говорю, если кто и пострадал от дефолта, так это мы.

Flexible response

- Э-э, Штутцер, - вдруг произнес Бауэр, уже закрыв совещание, - не могли бы вы задержаться на одну минуту?

Вот-те и квак.

Тойшер с Ульманом понимающе переглянулись.

Гфеллер поднял глаза от своего ежедневника.

А что же Штутцер?

О, Штутцер среагировал неплохо, говорили потом Тойшер с Ульманом: он посмотрел на часы. Как будто желая проверить, есть ли у него эта лишняя минута. Или намекая, что больше одной у него и нет. Или: "Вы меня извините, но не могли бы мы поговорить в другой раз?" Как будто не зная, что это на самом деле для него означает.