Уильям Фолкнер - Избранное

Доктор Олфорд, молодой человек лет тридцати, недавно приехал в город и был племянником одного из местных старожилов. Он с отличием окончил медицинский колледж и обладал представительной внешностью, но был исполнен преувеличенного чувства собственного достоинства и всем своим видом бесстрастного эрудита ясно давал понять, что не питает решительно никаких иллюзий насчет рода человеческого, что исключало обычную провинциальную фамильярность и заставляло даже тех, кто помнил его еще мальчишкой, приезжавшим в гости, величать его не иначе как доктор или мистер. У него были маленькие усики и лицо, напоминавшее маску, — лицо доброжелательное, но холодное, и пока старый Баярд беспокойно ерзал на стуле, доктор сухими, тщательно вымытыми щеткой пальцами осторожно ощупывал жировик на его физиономии. Мисс Дженни обратилась к нему с каким-то вопросом, но он самозабвенно продолжал исследование, как будто ничего не слышал, как будто она даже и слова не промолвила. Он вставил Баярду в рот крохотную электрическую лампочку, которую предварительно продезинфицировал, то и дело включая и выключая ее рубиновый свет за щекой пациента. Потом вынул лампочку, снова ее продезинфицировал и убрал обратно в шкаф.

— Ну что? — нетерпеливо спросила мисс Дженни.

Доктор аккуратно закрыл шкаф, вымыл и вытер руки, подошел к ним, остановился и начал торжественно и важно сыпать специальными терминами, эпикурейски упиваясь жесткими словами, слетавшими с его языка.

— Это новообразование необходимо срочно удалить, — заявил он в заключение. — Его следует удалить, пока оно находится в ранней стадии, и поэтому я рекомендую немедленную операцию.

— Вы хотите сказать, что оно может перейти в рак? — спросила мисс Дженни.

— Об этом не может быть двух мнений, сударыня. Исключительно вопрос времени. Запустите — и я ни за что не поручусь. Удалите немедленно — и больному больше не о чем будет беспокоиться. — Он снова окинул старого Баярда долгим ледяным взором. — Я удалю это с легкостью. Вот так, — показал он рукой.

— Что он говорит? — спросил старый Баярд.

— Я говорю, что могу убрать это новообразование с такой легкостью, что вы даже ничего не заметите, полковник Сарторис.

— Будь я проклят, если я вам это позволю! — Баярд порывисто встал.

— Сиди спокойно, Баярд, — приказала мисс Дженни. — Никто не собирается резать тебя без твоего ведома. Это необходимо сделать сейчас?

— Да, мэм. Я бы такую вещь на своем лице даже на сутки не оставил. В противном случае я считаю своим долгом предупредить вас, что ни один врач не может взять на себя ответственность за возможные последствия… Я могу удалить это в течение двух минут, — добавил он, еще раз вперив в лицо Баярду холодный сосредоточенный взгляд. Затем, полуобернувшись, застыл, прислушиваясь и раскатам громоподобного баса, который доносился из-за тонкой перегородки.

— Здорово, сестренка, — говорил бас. — Сдается мне, что я слышу брань Баярда Сарториса.

Доктор и мисс Дженни застыли на месте; дверь тотчас же отворилась, и в комнату протиснулся самый тучный человек во всем округе. На нем был лоснящийся альпаковый пиджак, жилет и черные мешковатые бумажные брюки; складки жира на шее почти совсем закрывали свободный ворот сетчатой рубашки и узенький черный галстук. На голове, напоминавшей голову римского сенатора, росли густые серебристые кудри.

— Что это с тобой стряслось, черт побери? — пророкотал он, после чего боком пролез в комнату, совершенно заполнив ее своею тушей, рядом с которой все остальные люди и предметы стали казаться просто карликами.

Это был доктор Люций Квинтус Пибоди, восьмидесяти семи лет от роду, трехсот десяти фунтов весом, обладатель здорового, как у лошади, пищеварительного тракта. Он начал практиковать в округе еще в те времена, когда весь медицинский инвентарь состоял из пилы, галлона виски и мешочка каломели; он служил полковым врачом у Джона Сарториса и даже после появления автомобиля в любое время суток в любую погоду отправлялся в любом направлении по абсолютно непроезжим дорогам на кривобокой пролетке к любому белому или негру, который его вызвал, обычно принимая в качестве гонорара завтрак, состоящий из кукурузных лепешек с кофе, а иногда небольшой мешок кукурузы, фруктов или несколько цветочных луковиц и черенков.

Когда он был молодым и прытким, он вел журнал, вел его очень тщательно до тех пор, пока его гипотетические активы не достигли десяти тысяч долларов. Впрочем, это было сорок лет назад, и с тех пор он не утруждал себя какими-либо записями; но и теперь время от времени какой-либо сельский житель входил в его обшарпанный кабинет и, желая отметить годовщину своего появления на свет Божий, возвращал деньги, которые задолжал доктору Пибоди его отец или дед и о которых тот давным-давно позабыл. Его знали все окрестные жители, и на рождество они посылали ему окорока и дичь; говорили, будто он может провести остаток дней своих, разъезжая по округе все в той же неизменной пролетке, не заботясь о пропитании и ночлеге и не расходуя на это ни единого цента.

Доктор Пибоди заполнил всю комнату своей грубоватой добродушною массой, а когда он подошел к мисс Дженни и похлопал ее по спине своей длинной, как грабли, рукой, от его тяжелой поступи задрожал весь дом.

— Привет, Дженни, — сказал он. — Привели Баярда снять с него мерку для страховки?

— Этот чертов мясник хочет меня резать, — сердито проворчал Баярд. — Вели им оставить меня в покое, Люш.

— Что-то рановато приниматься за разделку белого мяса в десять утра, — прогудел доктор Пибоди. — Черномазые — те другое дело. Руби черномазого в любое время после полуночи. Что с ним такое, сынок? — спросил он у доктора Олфорда.

— По-моему, это просто-напросто бородавка, но мне уже надоело на нее смотреть, — сказала мисс Дженни.

— Это не бородавка, — решительно возразил доктор Олфорд. Пока он, пользуясь специальной терминологией, повторял свой диагноз, румяная физиономия доктора Пибоди озаряла общество своей доброжелательностью.

— Да, звучит страшновато, — согласился он и, вновь сотрясая пол, толкнул Баярда обратно в кресло одной ручищей, а другой повернул его лицо к свету. Потом вытащил из нагрудного кармана очки в железной оправе и принялся изучать его физиономию. — По-вашему, это надо убрать?

— Безусловно, — холодно ответил доктор Олфорд. — Я считаю, что это новообразование необходимо удалить. Ему здесь совершенно не место. Это рак.

— Люди преспокойно жили с таким раком задолго до того, как они изобрели ножи, — сухо заметил доктор Пибоди. — Сиди спокойно, Баярд.

«А люди, подобные вам, — одна из причин этого», — так и вертелось на языке у молодого человека, но он сдержался и вместо этого сказал: