Луис Сепульведа - Невстречи

«Добрый день. С вами говорит автоответчик. В данный момент хозяина дома нет или по определенным причинам он не может подойти к телефону. Если вы со мной знакомы, то сразу поймете, что голос, который говорит с вами, принадлежит не мне. Одно из преимуществ автоответчика заключается в том, что он не только оберегает нашу личную жизнь, но и дарит нам полную безнаказанность. Это — голос оплаченный, взятый внаем. Он принадлежит одному из тех людей — а их теперь пруд пруди, — которые за гроши готовы отдать в услужение даже свою душу. Да, это не мой голос. Но если вы меня не знаете и впервые набрали мой номер, это не должно вас смущать. И вообще, мало ли, может, я и вправду ушел, а может, мне совсем худо, и никаких сил — подойти к телефону, или просто не хочется, и все дела. А вдруг меня уже нет на этом свете? Вы успели просмотреть сегодняшнюю газету? Не обнаружили, часом, мое имя в списке очередных жертв? А новости дня, неужели не слышали? Ведь сегодня рано утром произошла ужасная катастрофа. Да нет! Не кладите трубку. И незачем бежать к раскрытой на столе газете. Вы не найдете мое имя в списке жертв катастрофы. Не кладите трубку. Это всего лишь шутка, да, соглашусь, пошловатая, но прошу вас, не думайте обо мне плохо. Давайте вернемся назад. Я вам сказал, что вы говорите с автоответчиком, который… ну да, вы уже знаете. Главное то, что вам сейчас приходится молчать. Вдумались? Ведь это тоже отношения, но по самому минимуму — какая-то минута или чуть больше, — они покоятся на лжи, и вы ее проглотили на раз. Нет! Не бросайте трубку. А с психикой, смею вас заверить, у меня все в порядке. Завладеть вашим вниманием на такое время — разве это не доказательство, что ваш собеседник в ясном уме? Я захотел высказать вам это только потому, что предпочитаю играть честно. Ну вот. Теперь вы удивлены и стараетесь напрячь память, потому что это мое «играть честно», само собой, наводит на мысль о возможной угрозе. Но не тревожьтесь попусту. Я и не думаю угрожать. И ни о чем не предупреждаю. Пока что. Я вам все объясню насчет моих слов «играть честно». И для этого обращусь к исконному кладезю нашей культуры, а именно к кино. Случалось ли вам видеть, что делают полицейские, чтобы определить, откуда идут звонки преступников? Они советуют предполагаемой жертве втянуть преступника в разговор и продержаться хотя бы минуты две, а за это короткое время центральный компьютер в полицейском управлении будет с ошеломляющей быстротой перебирать все предполагаемые адреса и сумеет определить точное место, откуда звонит преступник. За какие-то две минуты! Время, оно ведь золото! Почему я все это вам говорю? Повторяю, мне нравится играть честно. У меня к автоответчику присоединен компьютер, куда более надежный, чем у полицейских, и я знаю, откуда вы звоните. Удивлены? Да бросьте, теперь новейшая техника доступна любому. Полагаю, вы улыбнулись. Это прекрасно. Однако ж, думаю, нервы у вас на взводе, и вы чувствуете, что вся эта бредятина сильно затянулась. Что правда, то правда, но вот теперь я вас предупреждаю: вам придется слушать голос, который мне не принадлежит, пока длинный сигнал не укажет, что теперь ваша очередь… Ложь испарилась, и вы наконец можете заговорить. Наступит момент настоящей правды: я выиграл время, во-первых, чтобы узнать, откуда вы мне звоните, и, во-вторых, чтобы определить, что вы собой представляете. Нет. Сейчас я вижу: вы оторопели. Но уверяю вас — зря и преждевременно. Вот это «а если мы знакомы» ничего не определяет. Вам хорошо бы уяснить себе, что только дистанция открывает путь к подлинному знанию. А что касается моего вежливого обращения на «вы», так этого требует этикет. Нет. Не кладите трубку. Не будьте банальным. А ваша фраза: «Эти шуточки зашли слишком далеко», которую вы готовы выпалить, умаляет ваш талант, да-да, потому что умение слушать стало настоящим талантом, и тех, кто им обладает, можно пересчитать по пальцам. В последний раз я повторяю: мне нравится играть в открытую. Итак, вы продолжаете слушать чей-то наемный голос, а я, представьте, уже порядочно как ушел из дому. И направляюсь туда, откуда вы мне звоните. По дороге я, может, и остановлюсь на минутку, чтобы купить цветы, или бутылку шампанского, или шелковый галстук, или сережки в виде королевских павлинов. Это все мелочи, которых требует этикет. Но вполне возможно, что я все-таки успел зайти в оружейный магазин, и теперь поднимаюсь по ступенькам, которые ведут к вашей квартире, и у меня спрятан страшный обоюдоострый нож с зубцами, ну, из тех самых — и тут снова ссылка на современные достижения киноискусства, — что мы видели в руках Рембо или как его там зовут, этого смешного мясника из Америки. Нет. Не кладите трубку. Теперь ваш черед. Наконец-то! После трех сигналов вы можете оставить свое сообщение, но прежде — это и будет окончательное доказательство того, что мне нравится играть в открытую, — я вам очень советую подойти к двери и решить: будет ли она приоткрытой — как бы в знак приглашения, или вы накинете цепочку и дважды повернете ключ. Это решение зависит только от вас. Я не могу и не должен принимать в нем участие. Помните, что с вами говорит голос, оплаченный тем, кого и в самом деле нет на другом конце провода.»

В руках у тебя цветной поляроид, и только теперь ты понимаешь, что все краски нестерпимо искусственные. Слишком синее море, слишком ясное небо, слишком пламенеет закат на горизонте, слишком блестят глаза двух людей в одинаковых свитерах, которые обнялись, не замечая сильного ветра.

Теперь ты смотришь в окно и видишь лишь собственное отражение, которое оконное стекло возвращает тебе точно пощечину. На улице уже темно, и в такие часы все окна — как зеркала: они отражают лишь твое одиночество и укор наскучившего интерьера; дома, как твой, — пустые, по утрам кофе без сахара, выпитый наспех, машина, которую никак не завести, и минуты, летящие одна за другой. Эти дома, где по утрам ты вдруг чувствуешь, что нервы разошлись, что ты вот-вот закричишь и проиграешь самое серьезное сражение.

Фотография все еще у тебя в руках. Она лежала в ящике, который ты не открывал несколько месяцев, но сейчас, вглядываясь в нее, ты понимаешь, что пришло время покончить с этими печальными воспоминаниями.

И вот ты поворачиваешь фотографию так, что она становится горизонтальным прямоугольником, и главное — подходишь к тому окну, где в приглушенном свете видна вся комната.

Тогда вовсе не ты порвешь фотографию. Не ты, а кто-то более решительный или кто-то безликий, безымянный. Некий «я-ты», который завис в пустоте за стеклом в нескольких сантиметрах от тебя.