Сол Беллоу - Жертва

— Что порекомендуете? — спросил Левенталь.

— Суп, хотите фасолевый суп? Лазанья, можем предложить.

— Я вижу мидии. — Он показал на ракушки.

— Очень вкусные, — сказала Фебе.

— A la possilopo, — записывал официант.

— И бутылку пива; и сначала суп.

— Сей момент.

— Я пробовал с вами связаться, — сказал Уиллистон.

— А? — Левенталь повернулся к нему. — Срочное что-то?

— Да все то же.

— Я получил ваше сообщение. Хотел отзвонить, но не вышло.

— А что такое? — вклинилась Фебе.

Левенталь обдумывал ответ. О семейных событиях говорить не хотелось; получится, что он набивается на сочувствие, да он просто не мог упомянуть о смерти Микки за столом, между делом. От одной мысли мутило.

— Да так, разное, — произнес он.

— Аврал из-за Дня труда? — сказал Уиллистон.

— И это, и личное. В основном работа.

— И что вы в праздники делаете? — Фебе спросила. — Куда-нибудь собираетесь? Нас пригласили на Файер-Айленд [21] Место отдыха близ Нью-Йорка: пляжи, множество загородных домиков. .

— Нет, я никуда.

— Три дня торчать в городе, одному? Бедняжка.

— Я, собственно, не совсем один, — сказал Левенталь спокойно, глядя на нее, — при мне остается ваш друг.

— Наш? — она вскрикнула. Он понял, что задел ее за живое. — Вы имеете в виду Керби Олби?

— Да, Олби.

— Я как раз хотел спросить, — сказал Уиллистон. — Он все еще при вас?

— Все еще.

— Скажите, ну как он? — сказала Фебе. — Я же не знала, что вы насчет него приходили. А то бы не скрывалась на кухне.

— Не знал, что для вас это так важно.

— Ну, так теперь я хотела бы знать, как он? — не отступала она. Интересно, что из его характеристик ей доложил Уиллистон?

— А Стэн не рассказывал?

— Рассказал, но я от вас хочу услышать.

Куда подевалась ее фирменная ровная снисходительность? На скулах проступил легкий румянец, и Левенталь про себя подумал: ну вот, теперь, для разнообразия, и в открытую. Он тянул, боясь, что сейчас взлезет Уиллистон. Официант перед ним поставил зеленые и черные мидии, и он сказал, взяв вилку, как бы взвешивая на руке:

— О, он все мотается.

И приступил к еде.

— Очень он страдает из-за Флоры?

— Из-за жены? Да, он страдает.

— Какой это для него, наверно, был ужасный удар. Вот не думала, что они разойдутся. Все так блестяще начиналось.

Блестяще? — думал Левенталь. И нарочно молчал, подчеркивая, как поразило его это слово. И что она имеет в виду? Да женщина вам так про любую свадьбу расскажет. Что тут блестящего? Это Олби — блестящий?

Он вяло кивнул.

— Я была у них подружкой невесты, если хотите знать, почему меня это так волнует.

— Фебе с Флорой вместе учились в школе.

— Да? — спросил Левенталь не без интереса. Он наливал себе пива. — Я пару раз ее у вас видел.

— А как же, — сказал Уиллистон.

Фебе на краткий миг обрела свой обычный стиль:

— В церкви, помнится, требовалась певица, но пришлось обойтись, из-за будущей тещи. Боялись оскорбить ее в лучших чувствах. Все подсмеивались над ее пеньем. Она тысячу лет проучилась в Бостоне. Дама под шестьдесят, может, когда-то и был голос, но, конечно, к тому времени поизносился. Но она все равно пела. Ну как же, сын женится! Ведь не запретишь. Бедный Керби! Но старушка была прелестна. Поведала мне, что в молодости у нее были дивные ножки, и она ими гордилась, и какая жалость, что приходилось носить длинные юбки! Ах, рановато она родилась!

— Извините за нескромный вопрос, — вклинился Левенталь, — но эта свадьба считалась удачной, то есть для жены?

— В каком смысле?

— Семья одобряла ее выбор?

— У них были опасения. Но я его считала многообещающим. Такой умница, обаятельный. И все так считали. Мне казалось, он всем нашим друзьям даст сто очков вперед.

Уиллистон поддакнул:

— Да, малый башковитый, притом начитанный. Бездну всего перечитал.

— И вдруг все рухнуло. И неизвестно, кто виноват. — Фебе вздохнула и обратила свое длинное красивое задумчивое лицо с замечательными, ровными бровями сперва к мужу, потом к Левенталю.

— Ну, она ведь не виновата, да? — сказал Левенталь. — Жена?

— Нет… — Фебе как-то замешкалась. — Ну чем она виновата? Она его любила.

— Хорошо, она не виновата, тогда кто же? — не отставал Левенталь. — Она от него ушла, так?

— Да, ушла. Почему, мы так и не знаем. Она со мной не делилась. Мы наблюдали, в общем, со стороны. Трудно понять, он же такой чудный.

«Чудный, — презрительно повторил про себя Левенталь. — Блистательное начало! И что эта женщина могла увидеть этими своими глазами? Что позволила себе увидеть? И как это — прекрасно начиналось, много обещало, а кончилось такой дрянью? Нет, конечно, с самого начала было сплошное не то, каждый бы заметил, кто хотел замечать. А Фебе не хотела замечать. И понятно, что Олби боится показаться на глаза Уиллистонам, они о нем такого высокого мнения».

Он сказал, перебарывая себя:

— Говорят, пьющие люди часто производят хорошее впечатление. Многим нравятся.

— Все еще пьет, а? — Уиллистон понизил голос.

— Все еще? — Левенталь только плечами пожал: в смысле — что за вопрос?

— Нет, он именно был такой, как я говорю. Стэн не даст соврать. И вовсе он тогда еще не пил. Но вы не ответили, как он? Что поделывает?

— Ничего не поделывает. А что собирается делать, мне не докладывал.

— Но вы ему скажете, чтоб к нам заглянул, да? — Лицо у нее дрогнуло от скрытой обиды.

— С удовольствием. — В голосе у него таки звякнуло раздражение. Уиллистон вертел ложку в коротеньких пальцах. Он мало говорил, понял, видимо, что Фебе повело не туда, боялся влезать, чтобы еще не напортить. Левенталь изо всех сил сдерживался. Хотят видеть Олби — пусть берут себе насовсем, пожалуйста, ради Бога, но они же не зовут его пожить, только в гости приглашают. И как это, хотелось бы знать, Фебе даже в голову не приходит спросить, почему Олби живет у него, а не у своих друзей? Логически рассуждая, ему бы к ним надо было пойти. Но, разглядывая это белое лицо, вдруг он понял, что кое-какие логические вопросы ей задавать не хочется. Факты ей не нужны; она их отметает. В общем, прекрасно все она поняла, можно не сомневаться. Но нет, ей надо доказывать, что Олби нуждается в заботе. И очень возможно, ей так же хочется его видеть в теперешнем состоянии, как ему ее хочется видеть. Небось представляет себе, на что он похож. О, прекрасно представляет! Но вот надо ей, чтоб он опять стал таким, каким был когда-то. «Милая моя, — возмущался про себя Левенталь, — я же не прошу взглянуть на вещи моими глазами, но хотя бы взглянуть. И все, и достаточно. Хоть разок глянуть!» Да, все так, но Уиллистоны ему помогли; он перед ними в долгу. Да, но то, что сделали для него Уиллистоны, — это же тьфу в сравнении с тем, что они, по сути, требуют, чтоб он сделал для Олби.