Эльмира Нетесова - Женатые холостяки

— Но ведь вот ты сам мог бы давно взять его.

— А зачем? На его место придет другой из той же своры. Но если Вася не убивает, а лишь грозит, новый может и замокрить. Вася никогда не поднимет руку на милицию, а другой — гарантий нет. Если в том районе кого-то убивали, это случалось без ведома Хлыста.

— Да брось заливать! Нашел паиньку среди шушеры! Кто тебе поверит в такие басни, чтоб шпана не трогала милицию! — не поверили Свиридову оперативники.

— Я говорю не о его своре, а только о самом Хлысте. За всю кодлу даже он сам не поручится. Но о Васе базар отдельный. Он рос с отчимом. Куда подевался родной отец, никто не знал. Одни звенели, что родила его мать от вора, его по бухой прирезали за то, что навар поделил нечестно, другие трепались, будто нагуляла мать мальчишку неведомо от кого. Поговаривали, что родился от фартового, какой на зоне откинулся. Так или нет, я часто видел Васю зимой босого и полуголого. Он всегда был голодным и воровал жратву всюду и везде. Конечно, ему влетало, когда ловили. Его мать, на горе мальчишке, частенько влетала в запои и редко вспоминала о сыне. Уж и не знаю, как удалось ей схомутать мужика, или он ее откопал средь алкашек, но в руки взял крепко. Купил ей барахло, велел отмыться самой и привести в порядок дом. Она, было, заупрямилась, но получила взбучку, мужик заставил слушаться себя и пригрозил урыть, если баба снова потянется к бутылке. Та бросила бухать и даже устроилась на работу. Проблемой в этой семье оставался Вася. Он уже привык к улице, свободной, вольной жизни и никого из домашних не признавал. Но… Его отчим работал в милиции и драл пацана ремнем так, что у того шкура была черной. О методах тех мы слышали нимало, а то, что я видел, вызывало ужас у нас. Так он вколачивал Васе уважение к себе и милиции, а вдолбил страх. Мальчишка до дрожи боялся милицейской формы. Этот страх, как вам ни смешно, живет в Васе и поныне. Отчим колотил пацана до потери сознания и никто никогда за него не вступился и не защитил. Хотя и это не помогло мужику, не переломил мальчугана и вместе со страхом внушил отвращение к себе. Чему тут удивляться, оно и нынче каждый защищается по-своему. Устал от колотушек и Вася. Подкараулил, когда отчим перебухал, и прирезал его в своем доме. Тогда ему было двенадцать лет.

— А ты говорил, что не убивал ментов!

— На его месте никто не выдержал бы! Когда в суде Вася задрал рубаху и показал, как над ним издевался отчим, даже судья замолчал, государственный обвинитель в процессе перезабыл все свои аргументы. А что началось в зале, говорить неохота. Люди материли и проклинали милицию, требовали освободить пацана. И его из зала суда выпустили на свободу, признав у мальчишки состояние аффекта. Вот тут-то он стал настоящим героем города и окраин. Он не просто убил, а и сумел защитить себя, оставшись при этом на воле. Это убийство мента было первым и пока что последним в его жизни. Васька жестокий человек, о том известно давно. Те, кто попадал к нему, навсегда запомнили тяжеленную лапу бандюги, недаром кликуху дали Хлыст. Он арматурным прутом избивал тех, кто досадил гаду. Случалось, калечил. За свое золотое детство мстил всем, потому что в мальчишестве никто не защитил самого.

— Жаль, что отчим его не прикончил еще тогда, сегодня с ним мороки не было бы никому, — процедил сквозь зубы оперативник Сергей.

— Знаешь, я так не скажу. Из Васи мог получиться нормальный человек, сложись судьба иначе. Зверем его сделали люди, А и только ли Хлыста? Сами знаете, сколько по городу развелось бездомной ребятни. И это при живых родителях! С добра ли? У одних родители алкаши, других из семьи прогнали.

— Лешка, ты посмотри на этих детей! Едва на ноги встал, уже курит, к бутылке тянется, ворует даже дома. А сколько «на иглу» сели! Убеждения не помогают, кулаки тоже. Что делать? Еще как-то пытаются справиться отцы, но не всегда получается. Вон, родного отца и мать вместе с младшими сжег в доме старший обормот после очередной взбучки, бензином со всех углов облил избу и подпалил, никто не успел выскочить, все сгорели, А тот змееныш ушел не оглянувшись. Да разве из такого человек получится? Какая зона исправит? Ему пулю в лоб пустить надо, чтоб землю не засирал, не сеял зло вокруг! — возмущался второй оперативник.

— А у нас в деревне другой случай был. Остался хлопчик один, родители от самогонки померли. Сгорели или отравились, кто их знает. Никого кроме старого деда у мальчишки на всем свете не осталось. А и пацан не сахар. Озорством целую деревню достал. Когда родителей не стало, пришел к деду. Тот церквушку сторожевал. Она одна на все пять деревень была. Ну, много ли там сторож получал, конечно, гроши колотые. Но не только сторожил, всю территорию в порядке держал. Ни соринки во дворе не было. Спокойный, добрый старик. Он много лет одиноко жил. Никого не обидел. Вот так и прилепился к нему внук. Дома родители частенько вожжами гладили. Оно было за что. Тут же вовсе иное. Старик мальца на святой родник сводил. Брал с собою в церковь на службы. Писание ему читал. Молился Богу и просил за внука. Светлую долю вымаливал ему. И Господь услышал. Учился, сначала как все, а потом в семинарию взяли. Теперь у него свой приход. И батюшкой стал отменным, люди диву давались, как такое чудо случилось, ведь вовсе негодным рос малец, ни к кому почтенья не имел. Тут же, словно переродился. Про него никто плохое слово не скажет. И детство его забыли и простили. Но это редко случается, — взял трубку зазвонившего телефона второй оперативник Виктор. И, выслушав говорившего, спросил лишь адрес, позвал ребят за собою в машину.

— Куда едем? — спросил Свиридов.

— Что случилось? — тормошил Сергей.

— Сейчас увидим! — отозвался мрачно и подвел парней к ряду мусорных контейнеров. Возле одного, самого последнего, стоял мальчишка, озябший и хмурый, в руках держал какой-то сверток из грязных газет. Он был похож на бомжонка, злого и голодного. Завидев милицейскую машину, поспешил навстречу.

— Ты звонил? — спросил Виктор.

— Конешно я, кто ж еще? Вот возьмите, в том контейнере нашел, в самом первом. Жратву искал. А тут он, совсем голый. В газеты его замотал и вам позвонил. Когда его брал, он еще пищал, теперь молчит. Может, согрелся или умер, не знаю. Только жалко стало, что без могилы останется, если помрет, — передал сверток Лехе, тот куртку снял для такого случая, завернул в нее ребенка, спросил мальчишку:

— А ты не знаешь его родителей? Может, твоя мамка его родила?

— Нет мамки. Померла давно. Я с бомжами дышу.

— Поехали с нами, устроим в интернат, будешь учиться в школе, нормально жить станешь, — предложил Сергей.

— А мне так классно. Никуда не хочу! — заглянул в ближайший контейнер, вытащил кусок жареной рыбы, отряхнул от луковой шелухи, сунул в сумку, мотавшуюся на плече, и, не оглядываясь, не слушая оперативников, пошел от них прочь, ускорив шаги.