Стелла Даффи - Идеальный выбор

— Есть, но ни один не одобряет ее брак с Заком.

— Габриэль, уж прости меня, идиотку, но я не обладаю твоей вездесущностью…

— Я не всезнающий, если ты это хотела сказать.

— Неважно. Зачем мне идти к нему в свидетели?

— Он знаком с Катариной всего месяц.

— Ну-ну.

— Его друзья и отец считают, что он дурью мается. Ее знакомые думают так же. Ему нужен кто-нибудь, кто бы поддержал его и порадовался за него — в отделе регистрации браков. Они оба в этом нуждаются. А еще Заку необходимо, чтобы кто-нибудь подтвердил его историю в иммиграционной службе, если там вдруг усомнятся в честности его брачных намерений.

— Какую историю нужно подтвердить?

— Что он знаком с Катариной сто лет, и они давно друг друга любят, но не могли пожениться, потому что ей никак не давали развод. Иначе власти могут подумать, что он женится, чтобы остаться здесь.

— Выходит, ты требуешь, чтобы мать будущего Мессии врала родному правительству?

Габриэль поежился.

— Нет, дело не только в этом. И это не самое главное. Тебе нужно избавиться от него. А Заку нужно избавиться от тебя. Вы торчите друг в друге занозами.

— С первой любовью всегда так бывает… то есть не знаю, как всегда, но со мной так. Рада услышать, что он меня помнит. Но ведь это нормально. В чем проблема? Все давно прошло.

— Верно. И той малости, что вы для себя оставили, тоже пора исчезнуть. Чтобы Зак мог жениться, не оглядываясь с грустью на прошлое, а ты — войти в новую фазу своей жизни.

— Но он был моей первой любовью, моим первым мужчиной. Если бы не Зак, я, может быть, до сих пор ходила бы в девственницах.

Габриэль не ответил, только посмотрел на Софию.

София тоже уставилась на него, и постепенно до нее дошло, что означал этот взгляд.

— Да ладно, можно подумать, ты не догадывался, что я не гожусь в Девы… даже метафорически.

— Догадывался, но эта ситуация отлично вписывается в наш план. Ты отпускаешь Зака и становишься такой, какой была до него.

— Сумасшедшей, застенчивой, нищей восемнадцатилетней девчонкой?

— Молодой женщиной, у которой впереди вся жизнь.

— Габриэль, возможно, я более опытна в мирских делах, чем ты предполагал, и уж конечно мы оба знаем, что я не невинная девушка, но мне всего лишь двадцать восемь. Рановато равнять меня с заезженной клячей.

— Никто и не равняет, но встреча с Заком пойдет тебе на пользу.

— Почему ты не предлагаешь мне спать по восемь часов или поститься пять раз в год, если уж речь зашла о пользе? Дался тебе этот Зак!

— Чего ты боишься?

— Он мой первый любовник, кретин. Конечно, я боюсь его снова увидеть.

— Но ты бы хотела?

— Наверное.

— И было бы неплохо загасить старое пламя?

— Может быть.

— И ты поможешь ему с формальностями?

— Если понадобится.

— Хорошо. Тогда решено.

Первая любовь, думает София. Единственная, которая не умирает. Не может умереть, потому что закончилась прежде срока, не дав шанса скуке с ее грубыми штучками; закончилась прежде, чем реальность вломилась ночным грабителем, убивая страсть и подменяя ее телепристрастиями. За десять прошедших лет у Софии накопился изрядный запас любовных воспоминаний, хороших, плохих и мерзких, — порою все три категории смешивались. Через десять лет от Зака в ее голове остались лишь утренняя свежесть и ясная улыбка. Нежное потливое лето сберегло в памяти только свежесть и улыбку Зака и ее страсть. София помнит чистое льняное желание на ярком белом свету. Из года в год рассказывая, словно восторженная девчонка, о своем первом потрясающем настоящем сексе, она отшлифовала историю до совершенства, и ни единая частичка правды не запятнала эту сказку.

Свой первый секс София спланировала заранее и основательно к нему подготовилась — подружки, слушая, завистливо давились вином. Ничего особенного, конечно, Зак далеко не лучший мужчина в ее жизни, — и напрягшиеся парни разжимали ревнивые челюсти и улыбались с облегчением в мошонке. И все же нельзя не похвастаться: отличный план в кои-то веки осуществился, и София наилучшим образом спланировала в чужую постель. София улыбается, припоминая, и завистливый мир вертится вокруг своей оси, окрашивая зеленью ночь. Все получилось прекрасно, как и задумывалось. Слушатели дивятся: откуда такая собранность в восемнадцать лет. Слушательницы не верят. Но София настаивает: все правда. Хотя формально она была девственницей, и много моложе, чем он, и много беднее, но в немалой степени ситуацией управляла она. Она попросила и получила свое. Выставила условия, и они вернулись к ней сторицей. Никаких неожиданностей, что само по себе величайшая неожиданность.

Верно, кивает публика. Всем бы так, мы все мечтали об удачном первом разе. Этот опыт, поясняет София, датируется той порой, когда она еще верила, что может получить что угодно, только попросив. Преданная изменившимся телом, она решила, что жизнь у нее в неоплатном долгу: надув с блестящей карьерой, вселенная обязана выдать ей все, чего она пожелает, по первому требованию. София пожелала умелого, щедрого и заботливого первого мужчину, и ей его предоставили. Пожелала элегантную первую ночь в красивой обстановке, с очаровательным партнером. И получила. Стоит только попросить, и все будет. А не вешают ли нам лапшу, недоумевают слушатели. Господи, пожалуйста, пусть это будет лапша, ведь в жизни не бывает настолько хорошо, совсем хорошо, правда?

Правда. Но София предпочитает рассказывать свою историю именно в такой версии, как сказку, завершающуюся обязательным уроком. Софии понадобилось десять лет, чтобы понять: запасы удачи исчерпаемы, и если она станет тратить их слишком походя, то, когда везение действительно ей потребуется, от него останется один пшик. Продолжения сказки о первой любви публике предъявлено не было, но София начала понимать: очень скоро запас удачи ей особенно пригодится. И хорошо бы его хватило на все.

Зак почти не вспоминал о Софии с тех пор, как уплыл из Лиссабона. Не думал о Софии с той поры. Наверное, она мелькала в его памяти, когда он бросал взгляд на длинную, гладкую руку. Либо София врывалась в его мысли, когда он наблюдал за попытками Голливуда воспеть замарашек: какая-нибудь знаменитая старлетка, тычась вслепую, нелепо подражает повадкам взрослой женщины, которыми юная София инстинктивно овладела задолго до своего первого официального секса, — чувственностью едва созревшей женщины, приправленной твердостью классной дамы. В интерпретации Зака это блюдо называлось дозволенной Лолитой. В интерпретации Зака это означало, что редкие воспоминания о Софии лучше задвинуть подальше на тот случай, если он все-таки использовал девушку, что, разумеется, постыдно. Он настолько превосходил возрастом и богатством ее молодость и бедность, что сделка никак не могла быть честной. Минувшее десятилетие привило Заку толику феминистских воззрений в мальчиковом изводе, серия романов раскрыла ему бездны женских секретов. Но никакие подвижки не заставили его признать, что контроль над ситуацией осуществляла тогда София. Это не вписывалось в расхожий взгляд на жизнь, а взгляды Зака не отличались широтой даже теперь, когда он стал немного старше и, следовательно, много умнее. Зак отмахивался от воспоминаний о Софии, потому что до сих пор не нашел доказательств равноценности сделки, заключенной сроком на месяц десять лет тому назад. Ни одного доказательства, если не считать случайной встречи с Софией в супермаркете неподалеку от его дома.