Стелла Даффи - Идеальный выбор

София махнула Мэтту и забралась в такси, не обращая внимания на возмущенное бормотание вышибалы. Развалилась на заднем сиденье, радуясь возможности скрыться в предрассветной дымке. Она понимала: Джозеф не одинок в своем мнении. На каждого клиента, выбравшего ее танец, найдется другой клиент, который сочтет ее порочной, потому что беременных женщин следует неукоснительно запирать дома. Пусть себе вяжут пинетки пастельных тонов, пока их мужья суют двадцатки в трусики небеременных. От принятия решения Софию отделял один шаг, и навязчивость вышибалы помогла ей его сделать. Джозеф определенно до сих пор верил, будто женщины четко делятся на девственниц и проституток В оставшиеся четыре месяца Софии предстояло доказать, что на свете существуют и женщины-сплавы, каковой она сама и являлась. По некоторым причинам возвеличить образ матери до беременной девственницы ей было труднее, чем многим другим.

София побеседовала с Денни. О том, чего она хочет — любой возможности продолжать работать, и о том, что он хочет — новой возможности осчастливить клиентов. Денни давно подумывал о расширении клубного репертуара, и теперь ему подвернулся удобнейший случай, а Софии предоставлялся шанс отточить свое мастерство. Позже, если беременное мини-шоу удастся, она сможет ставить танцы для других девушек. Таким образом София дотянет, работая, до родов — без премиальных чаевых, но все лучше, чем на пособии по безработице. Когда же появится ребенок, она сможет вернуться в клуб сначала в качестве хореографа, если в таковом будет нужда, а потом и полноценной танцовщицей, как только снова войдет в форму.

Разумный подход. И путающий. Отныне Софии придется отвечать за то, что она делает. Время спонтанных решений миновало, теперь о ее работе будет судить не только одинокий клиент, но и другие танцовщицы, и Денни. Балансируя на краю депрессивной ямы и понимая, что выбора нет, София отступила от края, разбежалась и прыгнула в неведомое. В напарницы она взяла Каролину — будет знать, как устраивать заварухи, — и принялась за работу. Они репетировали днем, а по ночам трудились. Каролина жаловалась на усталость, но когда София заметила, что она содержит себя сама, в то время как Каролина черпает из обширных ресурсов Денни, жалобы стихли до редкого ворчливого эха. Переворошив все музыкальные записи, имевшиеся в клубе, София остановилась на мешанине из песенок про мать и дитя и попыталась использовать их в качестве забавной пародии на амплуа других танцовщиц. Каролина обычно выступала в образе очаровательной куколки, что, разумеется, умиляло клиентов, но ограничивало средства самовыражения. София заставила ее пойти дальше. И себя заставила. Она вкалывала на износ — чем не способ забыть о страхах будущей матери, гнездившихся на краю сознания: сосредоточить все силы на танце и музыке, укрыться за упорной работой и беспокойным сном, спрятаться от неопределенности и Габриэля.

Новый танец вынудил Софию сосредоточиться на своем развивающемся теле. Теперь тело занимало значительное место в ее жизни, чего давно с ним не случалось, и Софии это нравилось. Хотя она еще в юности отвергла танцевальную традицию недоедания, но массовое сознание не могло не затронуть Софию. Последние пятнадцать лет София считала себя сильной, потому что властвовала над собственным телом. Держала его в форме, урезонивала плоть. Теперь же, впервые в жизни, она и чувствовала себя сильной, потому что внутри ее тела зарождалась энергия. Не ребенок, нет — мысль о нем по-прежнему пугала Софию, Мессия он или не Мессия. Но теперь, вместо того чтобы бороться с увеличивавшимися размерами, она исследовала их возможности. Всю жизнь София поневоле изображала обезжиренную амазонку, ныне выяснялось, что натуральная амазонка ничуть не слабее. Если не могущественнее.

Марте и Джеймсу о новом этапе в своей карьере София не доложила. Не обладая ни напором, ни политическим лексиконом, чтобы вступать в дебаты, она предпочла не рисковать. Соседям было сказано, что она ставит танцы в клубе, и оба втайне поздравили себя с тем, что посеяли в ее душе благие семена: София, по их мнению, пыталась вырулить со стези стриптизерш. София с удовольствием объяснила бы Марте и Джеймсу, что именно злобный эксплуататор Денни нашел выход из тупика, в котором она оказалась, но тогда пришлось бы рассказать им всю правду. Их по-соседски сдержанные, но самодовольные улыбки стали тем убытком при совершении сделки, с которым она была готова мириться. Пока.

Зато Габриэль знал, что происходит. Прикидывая, что он думает по этому поводу — наверняка какую-нибудь гадость, — София перебрала немало неприятных вариантов, но так и не смогла вообразить, как же именно он отреагирует. Она не знала, как заговорить с Габриэлем о новом танце, и потому затаилась. Три ночи подряд она едва удостаивала его парой слов, в изнеможении падая в постель, и, просыпаясь, радовалась, что его нет рядом. Однако утром того дня, когда новый номер предстояло вынести на суд Денни и других танцовщиц, точно в тот момент, когда сомнения Софии достигли пика, Габриэль осведомился насчет ее деятельности. Он был ангелом, но это не мешало ему временами проявлять бестактность, как и любому простому смертному.

Они лежали в постели, его неосязаемая кожа тихонько дышала за ее спиной, София почти засыпала — самое время выпасть из сознания, пока яркий утренний свет не атаковал занавески и пока Габриэль согревает и охраняет ее тылы. Его губы касались ее соломенных волос с отросшими за два месяца темными корнями — клиенты упивались воспоминаниями о Дебби Харри, и София забыла за ненадобностью дорогу в парикмахерскую.

— Я видел, как ты вчера репетировала.

Ее словно вытряхнули из сна. Внизу живота, там, где ребенок, заныло от страха. Как он отнесется к этой затее — раз, и как оценит ее профессионализм — два. Сплошные нервы.

— А… Где?

— В клубе. Перед началом твоей смены.

Еще один повод для страха с тех пор, как прозрела Марта.

— Тебя кто-нибудь видел?

Он легонько пошевелился.

— Нет. Разумеется, нет. Я сидел сзади. В темноте. К тому же твои коллеги не слишком восприимчивы. Наркотики и алкоголь заглушают их интуицию.

— Верно.

Пауза длилась слишком долго. Софии хотелось, чтобы ему понравился номер, и она злилась на себя за то, что нуждается в его одобрении. За то, что вообще нуждается в одобрении, а в его особенно. Вроде бы ей ни к чему, чтобы Габриэль считал ее хорошей девочкой. И тем не менее она этого хотела. Ожидание затягивалось. Густая тишина звенела, как крик, напряжение охаживало их тела мотыльковыми крыльями. В конце концов София не выдержала:

— Ну и?..