Ричард Бротиган - Генерал Конфедерации из Биг Сура

— Она детектив? — спросил Рой Эрл, прыгая на месте и теребя бумажный пакет. — Она похожа на детектива. На такую подсадную дамочку. У них в сумках ручки со слезоточивым газом.

Естественно, Элизабет не смотрела больше на огонь, она с изумлением разглядывала Роя Эрла, который устроил теперь вокруг нее самый настоящий танец.

— Ты кто? — спросила она так, словно обращалась к древесному жучку.

— Джонсон Уэйд, — сказал он. — Я хозяин страховой компании «Джонсон Уэйд». Что значит, кто я? Я большая шишка. У меня 100,000 в чемодане, и две бутылки «Джима Бима» в пакете, сыр и гранат.

— Это Рой Эрл, — сказал Ли Меллон, представляя незнакомца Элизабет. Он сумасшедший и прячется от полиции.

— Вы не верите, что у меня есть 100,000? — воскликнул Рой Эрл, вытаскивая из портфеля 100,000 аккуратными пачками 100-долларовых банкнот.

Затем он упал перед Элизабет на колени. Он заглянул в самую глубину ее глаз и проговорил:

— Ты мне подходишь. Дам $3,500, если будешь со мной спать. Деньги на дне бутылки.

Элизабет лишь плотнее обернула вокруг плеч серый мундир. Она отвернулась и стала снова смотреть в огонь. Там догорало полено, но не было жучков, которые смотрели бы на нее сквозь огонь, никаких bon voyage, никакого счастливого пути.

— Я не желаю больше слушать ничего подобного, — сказал Ли Меллон, галантный генерал Конфедерации.

Рой Эрл посмотрел на Элайн. Безумие пузырилось в нем так, словно мыльная вода затопила Карлсбадские пещеры, и теперь с ревом вырывалась наружу.

— Тебе $2,000, - сказал он.

— Давай уберем его отсюда, — сказал я.

— Я с ним разберусь, Джесси. Эта птичка мне знакома. — Ли Меллон обернулся и очень внимательно посмотрел на Роя Эрла. — Заткнись, приятель, — сказал он. — Сядь и сделай так, чтобы твой рот больше не открывался.

Рой Эрл огляделся и сел к деревянной стене. $100,000 он сунул обратно в портфель. Портфель положил на пол, а сверху поставил ноги. Так он и сидел с ногами на дипломате — потом достал из бумажного пакета бутылку «Джима Бима».

Он сорвал печать, вытащил пробку и вылил солидную порцию виски себе в рот. Проглотил, дернув уродливым мохнатым горлом. Странно, потому что, как я уже говорил раньше, он был лысый.

Он пробурчал «ГМММ-хорошо», почмокал губами и принялся вращать глазами, словно осьминог-наездник на карнавале для бедных. Он сунул бутылку обратно в пакет, и принял невинный, как у новорожденного младенца, вид.

Ли Меллона это вывело из себя.

— Притормози, приятель.

— В чем дело, Амиго Меллон?

— Ты перебираешь, приятель.

— Перебираю?

— Ага. У тебя в мешке Библия короля Джеймса, приятель.

— А, ты хочешь выпить?

— Нет, я хочу спасательный жилет.

— Ужасно смешно, — Рой Эрл захохотал, как ненормальный, снял ноги с денег, перекатился по полу, и принялся месить ими в воздухе, словно это было картофельное пюре. Затем опять сел и поставил ноги на деньги.

Он уставился в одну точку так, что неожиданно показалось, будто он вообще не здесь. Просто сидел и улыбался, и это было ужасно. Свет качался на его фальшивых зубах, словно это были не зубы, а их освещенные могилы. Он был явно не в себе и почти не человек.

Ли Меллон посмотрел на него, медленно покачал головой, подошел, взял из его рук пакет, достал оттуда бутылку «Джима Бима», вылил себе в рот большой глоток и протянул бутылку Элизабет, которая, кутаясь в мундир Конфедерации, сделала то же самое.

Элизабет протянула бутылку мне. Я протянул Элайн. Она отпила немного и протянула мне обратно.

БУМ! я стукнулся своей проклятой головой о потолок и тут же заглотил побольше виски, надеясь заглушить боль. Получилось. Рой Эрл, улыбаясь, смотрел на меня.

— Давай поговорим, Рой, — сказал Ли Меллон.

— Меня зовут Джонсон Уэйд. У меня в Сан-Хосе страховая компания «Джонсон Уэйд». Жена решила засадить меня в сумасшедший дом за то, что я купил себе новую машину — мою «бентли-бомба». Ей нужны все мои деньги, то же самое — моему сыну, он сейчас в Стэнфорде, и дочери, она ходит в Миллс-колледж.

— Они хотят запереть папочку в психушке, упрятать в дурку. Хорошо, у меня для них есть сюрприз. Я только что заплатил $200 штрафа за скорость, и пошли они все к черту.

— Что ты на это скажешь, а? Папочка умный. Я пошел в банк, забрал все деньги, акции, фонды, бумаги и драгоценности, и еще гранат.

Он дотянулся до пакета и вытащил оттуда гранат. Он держал его, словно фокусник, демонстрирующий результат сложного трюка.

— Я его купил в Уотсонвилле, — сказал он. — За гривеник. Лучший гривеник, который я потратил в жизни. Эта пизда зубрит в Миллс-колледже арифметику, танцы и как выцарапать у бедного старого папаши то, что он заработал за всю свою жизнь, — она никогда не получит этот гривеник.

— И этот мудак, мой сынок в Стэнфорде, пусть себе учится на доктора, он никогда не вытащит этот гривеник из глотки у бедного старого папаши.

— И психопатка жена, которая свихнулась на бридже, она хочет упереть меня в дурдом, потому что я хочу ездить на бентли-бомб. Нету больше гранатного гривеника. Она никогда не потратит его на любовника из Морган-Хилл.

— У меня в Сан-Хосе страховая компания «Джонсон Уэйд». Я Джонсон Уэйд. И они думают, что меня можно упереть в дурку только потому, что мне пятьдесят три года, и я хочу ездить на спортивной машине. Пусть подумают про что-нибудь другое. Ебать их всех.

— Мой адвокат сказал, чтобы я забрал все до цента и залез в угол, ушел в бега. Здесь они меня не найдут. Правда, Амиго Меллон?

— Адвокат пришлет мне телеграмму в охотничий домик в Сан-Диего, про него никто не знает. У меня там лось и кадьякский медведь.

— Он пришлет телеграмму, когда все станет ясно, когда их планы накроются. Вот так. А, Амиго Меллон?

Неожиданно наступила тишина. Он таращился на нас с той же глупой улыбкой. Все это он сказал так, словно был военнопленным, и сообщал на допросе свое имя, звание и личный номер.

Ворона, не знающая, куда спрятаться от ужаса Уилдернесс, судорожно накручивала вокруг себя паутину. Другие твари: мыши, пчелы, кролики тоже заматывались каждый в свою паутину, узурпируя права пауков, которые стали теперь длинными и тонкими, словно земляные черви, дожидающиеся у входов в могилы.

Мертвый шестнадцатилетний мальчик в мундире, развороченном, как деткая площадка после землетрясения, лежал рядом с пятидесятидевятилетним мужчиной в мундире строгом, словно церковь — окончательная, закрытая, мертвая.

Нас оглушило. Ли Меллон увел его из будки. Он был в полном раздрае. Все молчали. Мы не могли говорить, а звезды над морем безмолвны всегда. Им так положено.

Элизабет опять смотрела на огонь. Элайн сидела. Мы ждали Ли Меллона. Ждали звезды. Ждала Элизабет. Ждала Элайн. Я и само ожидание тоже ждали вместе со звездами, только они к этому привыкли за долгое, долгое время.