Иван Лазутин - Черные лебеди

Струмилин улыбнулся:

— Пожалуйста, говорите яснее, Андрей Емельянович.

Холодилов посмотрел в сторону Лощилина:

— Вениамин Борисович, пожалуйста, переведите мои слова на язык, понятный Николаю Сергеевичу.

Лощилин снял очки, подышал на них и принялся тщательно и неторопливо протирать стекла байковой салфеточкой, которую вытащил из особого отделения в бумажнике. Он делал это с явной затяжкой. Заговорил лишь тогда, когда надел очки, положил салфетку в бумажник и улыбчиво посмотрел на Струмилина:

— Дорогой Николай Сергеевич! Прежде чем встретиться с вами и начать этот разговор, мы с Андреем Емельяновичем имели не одну беседу. И в конце концов пришли к единственному решению… — он замолк и протянул руку к лежавшему на столе портсигару.

— К какому? — спросил Струмилин.

— Помочь вам! — твердо ответил Лощилин.

— В чем?

— В том, чтобы успешно пройти те оставшиеся две трети пути, на которые у одного вас с вашим коллегой Ледневым не хватит ни сил, ни знаний, — Лощилин стремительно встал с кресла и стряхнул с пиджака табачинки сигареты. — То, чего вы добились и за что вас благодарят в письмах пациенты, которым вы облегчили страдания, и о чем начинает говорить пресса, — это еще только начало трудностей, которые нужно преодолеть.

Струмилин перевел взгляд на Холодилова. Тот неподвижно сидел в кресле и, полузакрыв глаза, утвердительно кивал головой. Только теперь он начинал смутно понимать, зачем его пригласили в главк и что от него хотят.

— Вы считаете, что наш препарат — это еще не решение проблемы? Допустим… А клиническая практика? А результаты исследований, полученных в лабораториях?.. — Струмилин закашлялся, не договорив конца фразы.

В разговор включился Холодилов:

— Вы забыли опереться еще на одного кита.

— Что вы имеете в виду? — спросил Струмилин.

— Вы забыли сослаться на зарубежную прессу.

— А что?! — твердо ответил Струмилин. — Для меня и это является одним из подтверждений нашей удачи. Я встречал у них сугубо профессиональные медицинские оценки. А главное… Главное, что еще более убеждает меня в эффективности нашего препарата, — это то, что он широко внедряется за рубежом в лечебную практику.

Ему не дал договорить Холодилов:

— Практику буржуазных клиник, где иногда на мыльнопузырных сенсациях делают деньги?! — лицо Холодилова приняло озабоченный вид, голос его обмяк, подобрел. Он даже сочувственно вздохнул: — Товарищ Струмилин, не забывайте, что в наше время все классово, все партийно. Даже в медицине.

— Простите, куда я пришел? На семинар по основам марксизма-ленинизма или в медицинское учреждение? — спросил Струмилин.

Холодилов был каменно спокоен:

— Вы пришли в государственное учреждение, которое отвечает за работу лечебных учреждений в стране. Это во-первых. Во-вторых, вы пришли для серьезного разговора о деле. О том деле, в которое вы уже вложили много сил, но в котором один запутаетесь, надорветесь. Еще раз напоминаю, хотя, может быть, вам это не понравится, что индивидуальная тактика отдельных героев для медицинской науки неприемлема. Только сильный научный коллектив сможет поднять и решить проблему, на которую вы уже нацелились!

— Только нацелился?

— А вы думаете, что решили? — таинственно проговорил Холодилов.

— До сих пор я считал и считаю, что поставленная нами проблема в основе своей решена. Препарат себя оправдал. Ваша задача, задача государственного ведомства, — внедрить препарат в лечебную практику страны и поставить его на службу человеку.

— Вы даже умеете выражаться в патетических тонах! — Холодилов улыбнулся. Посматривая в сторону Лощилина, он искал у него поддержки: — Ваше мнение, Вениамин Борисович?

Лощилин курил. Казалось, что он думал о чем-то своем, совершенно не относящемся к тому, о чем говорили начальник главка и Струмилин. Стряхивая с сигареты пепел, он наконец проговорил:

— Как главный специалист управления, я не могу рекомендовать ваш препарат для клиник и лечебных учреждений страны. Более того, официальным документом от имени министра я накладываю запрет на препарат. Его гарантийная эффективность не доказана.

Струмилин почувствовал, как стало подергиваться его веко:

— А статистика?.. Разве статистика не доказательство? Сколько больных избавилось от недуга, пользуясь препаратом? Ведь это не единицы, а десятки, сотни живых людей, которых препарат поставил на ноги! Я познакомлю вас с письмами врачей из других городов…

И снова Струмилина оборвал Лощилин:

— Простая индукция! Грош ей цена! Вы когда-нибудь изучали логику? Самую простую формальную логику Аристотеля?

— Допустим, — глухо ответил Струмилин. — Если это имеет какое-нибудь отношение к делу.

— Так вот, придете домой, загляните еще раз в школьный учебник по логике. Посмотрите, что такое индукция через простое перечисление.

— Может быть, мне напомните вы об этой индукции? — голос Струмилина изменился.

— Все народы на всех континентах во все века наблюдали, что лебеди имеют белое оперение. Ссылаясь на эту индукцию через простое перечисление, люди сделали твердый вывод: все лебеди белые. Но они ошибались. В Австралии, в единственной Австралии, оказывается, водились черные лебеди. И люди увидели этих черных лебедей. Теперь вы понимаете, на каких куриных ножках ходит ваша слепая статистика. Статистика без окон, без дверей.

Струмилин выпрямился в кресле, оглядел испытующе Холодилова и Лощилина:

— Я соглашусь с вами, что мной пройдена только треть пути, если вы покажете этих злополучных черных лебедей в моей статистике.

Лощилин прищурился и посмотрел на Струмилина так, словно в следующую секунду собирался сказать ему самое главное, во имя чего состоялась эта встреча.

— Я покажу вам их! Покажу сейчас… И хочу просить только об одном: чтобы как можно меньше было черных лебедей, выведенных вашим нашумевшим методом, — он посмотрел на Холодилова и протянул в его сторону руку: — Андрей Емельянович, не откажите в любезности.

Холодилов раскрыл лежавшую перед ним папку:

— Вот они, несчастные, которых не так давно снесли на кладбище.

Струмилин хотел встать, но Холодилов жестом просил его сидеть:

— Выслушайте, пожалуйста, до конца. И спокойнее. Вот вам одна история болезни. Новониколаевская больница. Лечащий врач Анкудинов. Больной Павлов, возраст — пятьдесят шесть лет, со стороны сердца, легких и органов пищеварения никаких отклонений от нормы нет. Поступил в больницу в удовлетворительном состоянии. После инъекций вашего препарата скончался через два часа. Все предпринятые тонизирующие средства не компенсировали острую сердечную недостаточность. Больной умирал в полном сознании.