Мишель Турнье - Теобальд, или Преступление без улик

Я готов был уехать сразу же, если бы не деньги, одолженные на машину. Потребовать долг от Берте я мог лишь очень вежливо и мягко, так как был перед ним глубоко виноват. Я выразил свою просьбу в тщательно отшлифованном письме и отправил его по почте. Но беда не ходит одна. Видимо, я (в очередной раз) забыл запереть дверь своей комнаты, ибо, укладывая перед отъездом чемоданы, не обнаружил и следа от пачки денег, спрятанной в белье и предназначавшейся для каникул в Греции.

Я был молод, от приключения у меня сохранились потрясающие воспоминания, и, как говорится, за все надо платить. Тем не менее я затаил серьезную обиду на супругов Берте.

Теобальд ответил на мое письмо. Количество страниц, исписанных его неразборчивым почерком, превышало запас моего терпения. Единственное, что меня встревожило, - это отсутствие чека. Я пробежал письмо разгневанным взором и забросил его подальше в ящик стола вместе с какими-то другими бумагами.

Спустя несколько месяцев я встретил бывшего коллегу из алансонской школы.

- Супруги Берте? - переспросил он. - Разве ты не в курсе? Помнишь элегантного завуча, господина Жюльена? Так вот, в конце третьего триместра столь милого преподавателям отрезка времени - Берте застал свою жену в его объятиях. К несчастью, Берте был не один, а вместе с заместителем директора по дисциплине. Об этом случае стало известно. Берте подал жалобу в департамент образования. Дело усугубилось тем, что скандал произошел в школе. Понимаешь, в таком городе...

- Как Алансон, - подхватил я, - с таким советом преподавателей и родительским комитетом... Знаю, знаю.

- Короче, замухрышку Берте перевели с большой помпой в лицей на окраине Парижа. Хочешь, скажу, что я думаю по этому поводу?

- Я сам скажу. Будет странно, если наши мнения не совпадут. Тереза - та еще кобылка, если она и впредь будет столь же интенсивно заниматься любовью и карьерой своего муженька, ты и глазом не моргнешь, как он очутится в Сорбонне или в Коллеж де Франс. Не говоря уж о денежках, которые она подберет по дороге, ибо, хоть и говорится, кто много бродит - добра не находит, у женщин все наоборот.

* * *

Итак, прошло пятнадцать лет. С тех пор я ничего не слышал о чете Берте, пока не наткнулся на заметку о кровавом происшествии. Судя по всему, Берте так и не сделал блестящей карьеры, которую сулили ему таланты Терезы. Смерть настигла его на пороге пенсии в должности директора одного из парижских лицеев. Что же касается сообщника, некоего Гарри Пинка, то это был молодой английский стажер, временно работавший в лицее Берте. Если бы не гибель человека и двое обвиняемых за решеткой, у меня возникло бы полнейшее ощущение "дежа-вю". Впрочем, были и еще кое-какие отличия. Газета поместила фотографии всех действующих лиц. Со времени нашей последней встречи Берте почти совсем не изменился. Правда, он никогда не выглядел молодо. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые с годами приближаются к образу старца, жившего в их душе, даже когда им было двадцать. Англичанин показался мне симпатичным, ибо я невольно отождествил его с тем наивным юношей, каким был я сам в те времена, когда общался с этой странной парочкой. Но ему повезло меньше. В какой жуткий переплет он попал из-за романа с Терезой! Портрет Терезы меня потряс. Мускулистая валькирия прежних лет превратилась в мощную благородную львицу. На меня смотрело величественное, спокойное, исполненное уверенности лицо; однако щеки, шея и тень у подбородка возвещали увядание, следующее за расцветом. Больше всего изменился взгляд. В нем уже не было того дразнящего пламени и жажды жизни, которые составляли его очарование. В нем читалось в лучшем случае тревожное ожидание, в худшем - покорная усталость. Но все равно моя валькирия выглядела еще очень эффектно, и было понятно, почему юный англичанин пленился этими полными руками и массивными бедрами.

Обстоятельства смерти Берте сначала вроде бы давали повод признать это несчастным случаем, как и утверждала Тереза, но когда выяснились новые факты, она начала путаться в показаниях и попала под подозрение. Тело Берте обнаружили в ванне, и было установлено, что его убило током от электробритвы. Следствие же показало, что он всегда пользовался только опасной бритвой, найденной неподалеку, к тому же бритва, которая явилась причиной его гибели, оказалась дамской и принадлежала Терезе. Но самой важной уликой против Терезы и ее любовника сочли письмо Берте, написанное за несколько дней до смерти и адресованное сестре, которая поспешила передать его следователю. В этом письме Берте обвинял жену и юного англичанина в попытках с ним расправиться. Тереза принудила Берте подписать страховку и в случае его кончины становилась состоятельной вдовой. В том же письме он утверждал, что они уже дважды подстраивали несчастные случаи и оба раза он чудом избежал гибели. Короче, он предупреждал сестру, что если с ним что-то случится, то убийцами надлежит считать Терезу и ее любовника.

Я мысленно перебирал обстоятельства дела исходя из собственных воспоминаний и ставя себя на место англичанина. Могло ли со мной произойти нечто подобное пятнадцать лет назад? Без сомнения. И все-таки в преступнице, которую газеты описывали с мрачным сочувствием, я никак не мог узнать прежнюю Терезу. Та же страстная чувственность - да, пожалуй; та же неутолимая жажда деятельности - бесспорно; но полная безнравственность - маловероятно. Потому что, по-моему, если любишь жизнь, то инстинктивно отступаешь перед некоторыми поступками, в частности перед убийством. Тереза была ненасытной, ни одна, даже самая щекотливая ситуация не могла смутить ее, но перед физическим страданием и кровью она останавливалась как вкопанная, будто лошадь, почуявшая запах живодерни. Я вдруг припомнил, как ей стало противно, когда я упомянул об одной учительнице, которая, забеременев, решила обратиться к врачу, чтобы сделать аборт. "Ни за что!" - фыркнула она, сложив руки на животе, будто охраняя свое чрево от убийц в белых халатах. И еще я вспомнил слово, вырвавшееся у нее в тот день, когда ее муж застал нас вместе и убежал, пока мы продолжали сжимать друг друга в объятьях. "Самоубийца", - пробормотала она, хватая одежду. Самоубийца? В случае насильственной смерти все-таки, наверное, стоило бы рассмотреть и эту третью версию наряду с несчастным случаем и убийством.

Изо дня в день я следил за делом Берте по статьям в печати; над головой Терезы сгущались тучи, дело шло к смертному приговору. А меня по-прежнему преследовало какое-то смутное воспоминание, силясь всплыть на свет из глубин забвения. Письмо! То, которое написал мне Берте после моего отъезда из Алансона. Расстроившись, что в конверте нет чека и мне не собираются возвращать долг, я по диагонали пробежал глазами листки в линейку, испещренные неразборчивым почерком. Да пошел он к черту, этот жулик-графоман! На что сдались мне его излияния! Теперь, стараясь мысленно восстановить содержание письма, я отчетливо вспомнил два слова: самоубийство и месть. Да, об этом там точно шла речь. Остальное покрыто мраком. Слова "самоубийство" и "месть" могли бы пролить на смерть Берте неожиданный свет.