Вильям Козлов - Маленький стрелок из лука

Так они и жили на острове Важенка: он рыбачил и обрабатывал накопленный материал, она писала на холсте маслом. Евгения спала на единственной лежанке, а Кирилл на полу. Раздевались в темноте и забирались в спальные мешки. Всякий раз желали друг другу "спокойной ночи", и оба долго не могли заснуть. Сон не шел, в голову лезли разные мысли. Евгения тоже не спала. Иногда до него доносились ее тяжкие вздохи. Кирилл не понимал, что с ней происходит. Он любил ее все больше, и она этого не могла не почувствовать. Евгения была приветлива с ним, готова разговаривать на любые темы, кроме его чувств к ней. Эта тема была запретной. Когда он все-таки заговаривал, сразу замыкалась в себе, лицо, ее становилось страдальческим. Брала мольберт и уходила в глубь острова. И как ни прискорбно было себе в этом признаться, Кирилл стал склоняться к мысли, что он ей безразличен. Однажды на рыбалке сна сказала, что в ее жизни были двое мужчин: муж и еще один человек... Об этом человеке она больше ничего не пожелала говорить. И кто знает, может быть, он еще больше, чем муж, восстановил ее против мужчин?..

И не только в этом дело, главное в другом. Кирилл понимал, что он встретился с женщиной, непохожей на тех, с кем он встречался до нее. И у этой женщины свои понятия о любви, об отношениях с мужчиной. Это именно тот случай, когда не мужчина хозяин положения, в женщина. А если уступит лишь силе и напору, то между ними навсегда ляжет пропасть, которую ни ему, ни ей никогда не преодолеть.

А пока они каждый занимались своим делом, в полдень готовили вместе уху, жарили окуней, щук. Рыбные блюда им не надоедали. Много разговаривали. Евгения была начитанной женщиной, неплохо "ориентировалась" е литературе, искусстве, а что касается живописи, то на многое открыла глаза Кириллу. Ее любимыми живописцами были Ван-Гог, де Тулуз-Лотрек, Дега. В общем, французские импрессионисты и постимпрессионисты. Из русских классиков живописи признавала передвижников, особенно выделяя Саврасова и Федотова. Врубеля просто боготворила. Восхищалась миниатюрами Рокотова. Рассказала об истории создания портрета известного русского промышленника и мецената Саввы Мамонтова. Кирилл про такой портрет и не слышал. У Саввы был сын художник, который дружил с Врубелем, они даже вместе, кажется, в Киеве, расписывали храм, так этот сын внезапно умер, и Врубель написал удивительный по силе и экспрессии портрет убитого горем отца. Надо видеть страдальческие, почти безумные глаза Мамонтова на портрете, его напряженную нервную позу. Многие современники утверждали, что на портрете Савва Мамонтов не похож сам на себя, а на самом деле Врубель сумел так глубоко проникнуть в сущность этого человека, открыть в нем такие черты характера, которые были неведомы больше никому. Мамонтов очень ценил этот портрет и, даже когда разорился, не расставался с ним, как и с мраморной скульптурой, изображенной на портрете. Эту скульптуру ему подарил сын...

Евгения оказалась азартной рыбачкой, готова была часами сидеть с удочкой в лодке. Правда, большую часть улова она отпускала на волю. И вот сегодня они вместе поплыли на карбасе на другую сторону острова половить окуней. Там они облюбовали полузатонувшую корягу с осклизлыми ветвями, погрузившимися в озеро. Здесь обитали особенно крупные окуни. Быстрые, сильные, они мгновенно хватали наживку и топили поплавок. Евгения всегда садилась на корме рядом с Кириллом, она не умела нанизывать на крючок червей, и ему приходилось это делать и за нее. Солнце висело над озером, окрашивая его на горизонте в розовые цвета. У берегов же вода была черная, а на плесе свинцовая с зеленоватым оттенком. Яркая желтая полоса перечеркнула озеро пополам. Местами по воде пробегала легкая рябь, покачивались сонные чайки. Большая золотистая птица парила над островом. Иногда она издавала клекочущий негромкий крик, и тотчас из сосняка сердито откликались сороки.

Кирилл не стал бросать якорь, привязался веревкой к коряге. Пока он возился на носу, Евгения сплющенной с одного бока алюминиевой тарелкой вычерпала содна карбаса воду с блестками рыбьей чешуи. Устроившись на широком сиденье, они закинули удочки. Из глубины выскакивали крупные черные пузыри. Они неслышно лопались у самого борта. Какая-то невидимая птица басисто спрашивала: "Д-д-дать д-дуба? Д-дать д-дуба?" Это Кириллу так слышалось, а Евгении совсем другое: "Д-дальние д-дороги!" Можно было подумать, что птица ростом с гуся, такой у нее был густой и мощный голос. Каково же их было удивление, когда таинственный певец вылетел из бурелома совсем рядом с ними, на лету крича свою незамысловатую песню. Птаха была чуть побольше скворца.

Окуни стали брать без всяких проволочек: сначала клюнуло у Евгении, затем у Кирилла, а потом, только забрось удочку - сразу поклевка. Небольших окуней они отпускали, если они неглубоко проглатывали крючок и его можно было высвободить без вреда для рыбины. Кирилл снимал своего окуня с крючка, когда услышал приглушенный возглас Евгении, он взглянул на ее удочку и не увидел: в руках у женщины был лишь толстый конец, все остальное скрылось под водой. Евгения даже уперлась ногами в днище карбаса. Какая-то неведомая сила тянула удочку в глубину.

- Кирилл, что это? - прошептала она. Глаза расширены, губы плотно сжаты, черная прядь волос выбилась из-под шапочки.

Кирилл подавил в себе желание выхватить у нее из рук удилище и самому подвести к лодке крупную добычу, а в том, что она крупная, у него сомнений не было.

- Подсекла? - спокойно спросил он. - Нет? Резко подсеки! Вот так, а теперь потихоньку тащи на себя... Главное, жилку не ослабляй!

- Оно не идет! - вырвалось у Евгении. - И сильно дергает.

Все-таки она сумела понемногу вытащить удочку из воды, тонкий конец ее изогнулся в дугу, со свистом рассекал воду, но уже показалась вибрирующая от напряжения жилка. С нее роем срывались мелкие капли.

- Кто это? - спросила Евгения, глаза ее не отрывались от жилки. - Тяжелое, как бревно...

В первый раз щука выбросилась из воды метрах в трех от лодки. Они видели, как в лучах солнца бронзово блеснуло ее белое брюхо. Кирилл был уверен, что щука сошла, но удочка ходуном ходила в руках Евгении. Видно, щука глубоко заглотнула окуня, попавшегося на крючок, и теперь не могла его выплюнуть.

- Кирилл, я ее не вытащу, - плачущим голосом сказала Евгения. На ее белом лбу выступили крошечные капельки пота. - Она сейчас жилку порвет!

- А ты попробуй, - посоветовал он. - Не суетись, начинай подводить к лодке. Когда подведешь к борту, я ее подсачком...

Щука еще два раза выбросилась из воды, но с крючка так и не сошла. Удивительно, как она жилку до сих пор не оборвала! Видя, что Евгении трудно подвести к самому борту добычу, Кирилл изловчился и, чуть не свалившись с лодки, ухитрился просунуть под показавшуюся на поверхности рыбину подсачек. Щука изогнулась в нем, яростно забила черным хвостом, но было поздно: торжествующий Кирилл уже перевалил ее в лодку.