Виктор Гвор - Назло богам, на радость маме

— Люба моя!.. Княгиня моя!..

— Княгиня… — звенят колокольчики. — И не княгиня… Княгиня-берегиня…

Жесткое походное ложе мягче пуховой княжеской перины… Горячее, податливое тело в руках… Такое знакомое, такое молодое… Стон наслаждения… Еще и еще…

— Ты пойдешь со мной, любый?..

— Хоть в гиенну огненную…

— Так далеко не надо, любый… Ближе… Гораздо ближе…

У Вукомила в службовых покоях хорошо. Прохладно, не ослепительно ярко. И мух нет. Трудно им, звонкокрылым, пробраться в потайные горницы, где днем и ночью куется державная безопасность. Предшественники Вука те еще кроты были. Точной глубины никто не знает, а по количеству ступенек, да и по внутреннему ощущению саженей на пятнадцать вниз заглубились. А ведь еще погреба знаменитые есть. Те самые, что покруче застенков гестапо будут.

В горнице, куда меня скрытник притащил, кроме пары объемистых кувшинов пива, стоит здоровенный мешок из рогожи, набитый плотно уложенными сухарями. А с потолочной балки копченая кабанья нога свисает. Даже на вид вкусная…

И кроме еды интересностей хватает. Вот морда на стене, по всем параметрам на кошачью похожа. Только размерами любого тигра раза в полтора превосходит. У Баюна, и то поменьше! Да и нет ни у тигра, ни у нашего кошака кокетливых кисточек, венчающих уши, и плохо помещающихся в пасти клыков. Лютый зверь. Название такое.

И «дивова зброя»: дубина в человечий рост. Надо же! Дивов нет давно, а вот сохранилась!

— Так значит, врут люди, что ты головой скорбен, а Любомудр?

Известен был волхв, даром, что молод. Заманчиво прикрыться такой личиной. Вот только не поможет. Вукомил умен, опытен, и профессиональная паранойя у него на уровне, вмиг почует подмену. Лучше уж правду-матку резать.

— Не совсем. Тело ты, скрытень, Любомудрово зришь, а душа моя из будущего.

Умеет дядя себя в руках держать. Ни один мускул на лице не дрогнул.

— Из будущего, говоришь? И как тебя звать, гость дорогой?

— Игорь.

— Княжеских кровей, значится, будешь?

Ох, лышенько, и зачем я только на эту авантюру согласился! Собственной волей голову в пасть зверю сунул. А ведь знал, что Вукомил куда жестче Ежова и Ягоды вместе взятых, даже если к ним добавить Лаврентия Палыча из хрущевских сказок!

— Не следят в наши времена за кровью. Изменилось всё.

— И зачем же в наши края?

Ой, как нехорошо глазки загорелись! Висеть мне на дыбе, как пить дать висеть! И прикрытие не поможет!

— Рассказать кое-что хотел. Знаниями поделиться.

— Добровольно? — удивляется Вукомил.

Ни одному слову ведь не поверит, старый лис. Пока не проверит, конечно. И Любомудрово тельце, спущенное в Днепр с множественными несовместимыми с жизнью травмами, станет лишь первой стадией проверки.

— А то ж! — только и остается, что демонстрировать уверенность, которой и близко нет.

— Ну так скажи, пришлец дорогой, — улыбается скрытник, — кто князя убил? Тезку твоего?

Пожимаю плечами:

— Свенельд.

— Сам знаю, что Свенельд. Подробности нужны. Имена, пароли, явки. Сообщники, организаторы, пути отхода…

— А я знаю? — врать Вукомилу — себя не жалеть. — Жрецы Распятого немало сделали, чтобы скрыть правду. Официальная версия только смех и может вызвать. Или мат. Даже с любомудровой памятью не могу толком разобраться.

— А ты расскажи, сокол грядущий, — улыбается скрытник. — Посмеемся.

Улыбка широкая, ласковая. Ну прямо добрый дедушка. Сейчас яблочком угостит. Или пирожком… Рассказываю. Смеется. Нет, на самом деле смеется. Искренне так, заразительно. Словно анекдот новый услышал.

— Ну, ты даешь! Значит, дань с древлян?! — старик заходится в новом приступе хохота. — Два раза?! — еще один раскат. — А Ольга птичками их, птичками… — новый приступ. — Уморить решил старика, — смех обрывается. — Которая из жен?!

— По официальной версии она одна была!

— У Игоря?! — снова заходится скрытник. — Одна?! Ну вы приколисты! Я правильно сказал?..

— Правильно, — в упор смотрю на Вукомила. — А чего ты хочешь? Мою версию?

Излагаю результаты своего анализа. Удивления не наблюдается.

— Тоже ничего нового, — бросает скрытник. — Про Елену и Свенельда я знал. И Прекраса, и Игорь — их работа. Только не могу я княгиню с воеводой, словно смердов обычных, на дыбу вздернуть без веских доводов! Но вот каким образом этот бред возник, что ты официальной версией кличешь?

— Искажение информации. Через семнадцать лет Владимир крестит Русь, и тысячу лет монахи будут переписывать историю по своему разумению!

— Что?! — удар попал в цель. Смех с мужика (какой, к чертям старик, с такой силой!) как рукой снимает. Но берет себя в руки мгновенно. — Это какой Владимир? Малушин ублюдок?

— Он самый!

— Не крестит, — улыбается Вукомил. — Теперь не крестит! Даже слова твои проверять не буду!

— Ну так Ярополк, — отмахиваюсь я. — Или Олег! Было бы кому покупать, а кого — найдется. Испортила бабушка внуков. Хоть она им и не бабушка.

— Погоди, погоди… А Святослав-то куда денется? Опора и надежа? — и снова добрый дедушка. Только глаза, как боевой лазер, того и гляди дыру в «горке» прожгут. — Неужто князюшка за столько времени Царьград не возьмет?! Вроде, в этом году собирался…

— Не вышло, — излагаю ожидаемую судьбу Святослава, заканчивая традиционным. — Из-за этого я к тебе и пришел.

— Не может князь так подставиться! — возражает скрытник. — Как дите малое!

— Про искажение истории не забудь, — напоминаю я и выкладываю козырного туза. — А ежели Свенельд должен будет печенегам в спину ударить, а сам в Киев пойдет?

Вообще-то, это догадка. Но вероятность очень высокая. Вукомил ненадолго задумывается, после чего разражается серией выражений, самое безобидное из которых «уд Чернобога». И кто-то будет утверждать, что мат от татар пришел? Наше это, исконное! Русы материться начали раньше, чем говорить! А по делу что-нибудь скажет? Хотя, тут всё по делу!

— Интересные ты вещи говоришь, Игорь из будущего, — наконец произносит скрытник. — А вот чем ты свои слова подтвердить сможешь? Сам же признался, не княжеской крови, так что, — а глазки такие добрые, такие невинные… Ну точно, сейчас пирожками угостит. Вкладывать прямо в желудок будет. Через дырку в брюхе, — сходим мы с тобой, наверное…

— Я Вас умоляю! — раздается из воздуха и в горнице медленно материализуется фигура кота. — Зачем напрасно утруждать ноги! Вукомил, у тебя же ревматизм и подагра! Семьдесят лет, всё-таки! — Баюн подходит к морде Лютого и нежно треплет щеку. — Вот ты где, оказывается, братишка! А я ведь папу предупреждал! — поворачивается к скрытнику. — Таким надежным людям, как Игорёк, следует верить на слово!

— Я никому не верю на слово, — огрызается ничуть не смутившийся Вукомил. — Потому и живой.