Бен Шервуд - Человек, который съел «Боинг-747»

Джей-Джей понимал, что ему нужно срочно уезжать отсюда.

Чтобы не терять времени, он помог Вилле убрать со стола и вымыть посуду, а затем чуть не запрыгнул на пассажирское сиденье «форда». По дороге Вилла слушала радио: передавали новости, посвященные сельскому хозяйству. Говорить им было не о чем, да и незачем. Пикап пересек город, проехал мимо мельницы и направился по шоссе в сторону фермы Уолли.

К Джей-Джею то и дело возвращались воспоминания о том, как глупо и грубо он оборвал ее со своими нравоучениями по поводу роли окситоцина в эмоциональной жизни человека. Ну как теперь ей объяснить, как много она для него значит, как извиниться, как загладить свою вину? Наверное, нужно сказать…

Джей-Джей по-прежнему ехал молча.

Перед самым поворотом на проселок, ведущий к ферме, он уже совсем было собрался сказать Вилле: «Давай пообедаем вместе, заодно и поговорим», — но, повернувшись к ней, увидел, что на ее лице застыло совершенно бесстрастное выражение. Приглашать куда бы то ни было девушку в таком настроении было просто бессмысленно. Затем он заметил, как у нее удивленно приподнялись брови, а в глазах появилось сначала недоумение, а затем испуг. Обернувшись в ту сторону, куда смотрела Вилла, Джей-Джей и сам обомлел: через толпу журналистов, возвышаясь на голову над самыми высокими из них, к ним шел Уолли. Он направлялся прямо к машине Виллы. Сомнений в этом не было.

Уолли Чабб был явно чертовски зол.

Мачты телевизионных антенн падали одна за другой, как срубленные деревья. Рабочие снимали рекламные плакаты с шестов, а затем убирали и сами шесты. Полотнища шатров и палаток наматывали на фрагменты опор, обвязывали веревками-растяжками и куда-то уносили. Ничего не понимая, Уолли наблюдал за тем, как журналисты и представители компаний-спонсоров сворачивают свой лагерь, разбитый вокруг его фермы. В какой-то момент он вдруг увидел хорошо знакомую машину — старый зеленый пикап подъехал к его участку и остановился прямо посреди давно вытоптанного гостями поля.

За рулем «форда», как и следовало ожидать, Уолли увидел Виллу, а на пассажирском месте, к своему удивлению, разглядел Джей-Джея. Эти двое приехали к нему вместе. Здесь что-то явно было не так.

Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, Уолли зашагал в их сторону.

Джей-Джей открыл окно и поздоровался.

— Куда это все собрались? — спросил у него Уолли.

— В каком смысле? — переспросил Джей-Джей, делая вид, будто не понимает, о чем идет речь.

— Вокруг посмотрите! Все собирают свое барахло и сваливают отсюда.

— Понятия не имею, что случилось, — солгал Джей-Джей, вылезая из машины.

— Не увиливайте! Говорите правду: что происходит?

Джей-Джей помялся и наконец заставил себя сказать:

— Руководство нашего издательства, наверное, разослало пресс-релиз, в котором говорится, что регистрация рекорда откладывается. Не быстрое это дело. Ну а с журналистов какой спрос? Они приехали на открытие мероприятия, а потом вернутся к самому интересному моменту. Не волнуйтесь, Уолтер, все будет в порядке.

— А на это вы что скажете? — произнес журналист, выскочивший из-за спины Уолли.

В руках он держал свежий номер газеты «Омаха геральд». Едва ли не половину первой страницы занимало набранное огромными буквами сообщение:

КНИГА РЕКОРДОВ НАМЕРЕНА ОТКАЗАТЬСЯ ОТ РЕГИСТРАЦИИ ПОЕДАНИЯ «БОИНГА»

Уолли выхватил газету из рук журналиста и, нависая над Джей-Джеем, как великан над карликом, стал читать — медленно, едва ли не по слогам: «В силу обоснованных сомнений в законности происходящего, руководство Книги рекордов объявило о том, что попытка съесть „Боинг-747“ не будет рассмотрена в качестве заявки на мировой рекорд. Найджел Писли, высокопоставленный сотрудник издательства, обратился ко всем претендентам, намеревающимся поставить рекорд в категории поедания неорганических материалов, с настоятельной просьбой прекратить эти вредные для здоровья эксперименты и отказаться от своих замыслов».

Вокруг Джей-Джея и Уолли собралась целая компания репортеров.

Один молодой корреспондент помахал свежим номером «Чикаго трибьюн», чтобы привлечь к себе внимание, и задал Джей-Джею интересовавший всех вопрос:

— Когда об этом было объявлено, почему вы сразу нам ничего не сказали?

— Почему-почему… — произнес Уолли. — Да потому, что ему на нас на всех наплевать. Для него это рабочий момент. Просто очередной сорвавшийся мировой рекорд.

Вилла слушала этот разговор, стоя рядом с машиной. По ее щекам текли слезы.

Уолли подошел к ней и спросил:

— А почему ты с ним приехала? Что случилось? Почему ты плачешь?

«И вправду, — подумал Уолли, — почему она так расстроилась? Неужели ей так важен этот мировой рекорд? Или, может быть… это она из-за меня так переживает?»

Вдруг Уолли все понял. Ему стало ясно, почему плачет эта прекрасная женщина. Он обернулся к Джей-Джею, протянул к нему свою огромную лапу и схватил его за плечо. Легким, едва уловимым движением он развернул Джона Смита на сто восемьдесят градусов.

— Что ты с ней сделал? — прокричал Уолли.

Оставлять Джей-Джею время на то, чтобы тот сформулировал ответ, не входило в планы фермера-великана. Широко размахнувшись своим пудовым кулаком, он обрушил его на обидчика Виллы.

Хрустнула кость, брызнула кровь, Джей-Джей отшатнулся и рухнул навзничь на землю.

— Ну вот, — удовлетворенно проговорил Уолли, — не будет теперь у тебя идеально симметричного носа.

— Ты же еще вчера знал, что рекорд не будет засчитан, — сказала Вилла, сверля Джей-Джея уничтожающим взглядом.

Она резко дернула рычаг переключения передач, и пикап запрыгал по проселочной дороге. Даже поворот под прямым углом Вилла прошла, не снижая скорости, отчего Джей-Джея всем телом швырнуло на дверцу кабины.

Нос у него буквально горел. В месте перелома ощущалась болезненная пульсация.

— Я не был до конца уверен, — попытался оправдаться он.

Голос Джей-Джея был приглушен грудой бумажных полотенец, при помощи которых удалось приостановить бивший из его носа фонтан крови. Каждая яма и кочка на дороге, каждый попавший под колесо корень дерева отзывались острой болью у него в переносице.

— Брось, я же помню тот звонок за ужином, после которого ты стал сам не свой. Почему ты мне все не сказал?

Джей-Джей с трудом дышал от стыда и боли.

— Прости, — прошептал он, старательно взвешивая даже не каждое слово, а каждый слог. — Я очень хотел, чтобы все получилось. Я сделал все, что было в моих силах. Я отстаивал рекорд Уолли до последнего. К сожалению, решение в издательстве принимаю не я, и на этот раз оно оказалось не в мою пользу.

Помолчав с минуту, он вдруг признался: