Роберт Джоунз - Сила притяжения

— Дьявол издох! — провозгласила Маргарет, потрясая над головой вилкой, словно воинским мечом. — Я уничтожила ребенка Сатаны!

По комнате прошел гул, встревоженные пациенты повскакали. Кто-то плакал, кто-то кричал, некоторые крушили стулья о столы. Комната просто разрывалась от ярости.

Санитары скрутили Маргарет простыней, как мумию, вместе с вилкой, все еще зажатой в руке.

— Не прикасайтесь ко мне! — восклицала она, закутанная во влажную ткань. — Я чиста, как младенец! Чиста!

— Младенец, — выла Хуанита. — Младенец, малыш, малыш. — У нее из-под платья выпал сдувшийся рыже-голубой надувной мяч. Он плюхнулся на пол, между ее ног — одна половина плоская, бездыханная. Хуанита подползла к нему, словно в мольбе, и стала качать его, будто пробитую голову.

Пациенты окружили Хуаниту, глазели на нее, подбирались все ближе, напирали. Комната наполнилась врачами и медсестрами, но пациенты упрямо протискивались вперед, осмелевшие от энергии, что потрескивала меж ними.

— Сматываемся, — сказала Луиза и подняла Эммета на ноги.

— Пора бы появиться сестричкам Зайн, — рассмеялся Брюс. — Стелла! Тора! Выходите, выходите. Вы нам нужны.

— Я знала, что у нее там не ребенок, — самодовольно сказала Эмили, — просто знала, и все. — Пациенты аплодировали, а Хуанита билась у их ног, прижимая мяч к сердцу так тесно, что ничего не разглядишь, кроме яркой обмякшей резины.

— Малыш, — подвывала она, а медсестры расступались, делая вид, что заняты спеленатой извивающейся Маргарет.

— Малыш, — стенала Хуанита, а остальные пациенты топтались вокруг нее, держась за руки.

Эммету хотелось ворваться в толпу, остановить их, но он не подходил, глядя потрясенно, будто набрел на опушку, где стал свидетелем церемонии то ли погребения, то ли сакрального убийства. Будто ему не спасти Хуаниту, как любую мать, ослепленную горем.

— Зубная фея кое-что оставила тебе под подушкой, — сказал Уинстон, проводя большим пальцем по толстой пачке банкнот. — Я не удержался и подглядел. Я как раз делал уборку. — Он оттянул резинку штанов и сунул деньги в трусы, добавив с улыбкой: — Я как раз пересчитывал свою заначку.

Эммет открыл тумбочку и отыскал свои носки. В них он прятал деньги, которые Джонатан дал ему в день отправки в больницу. Носки оказались плоскими и пустыми. Уинстон откинулся на кровати, с притворной кротостью скрестив руки на выпуклой ширинке. Эммет пришел в отчаяние. «Как я теперь докажу, что деньги были мои? На них ведь это не написано». Он пожалел, что не переписал в блокнот серийный номер каждого доллара.

Эммет как ни в чем не бывало подошел к шкафу и стал перебирать вещи на вешалке. Уинстон следил за ним. Половину денег Эммет зашил внутрь штанины черных джинсов. Он провел рукой по штанине и нащупал пачку. Зевнув, чтобы скрыть облегчение, Эммет поспешно расправил другую пару брюк.

— Милые штани-и-ишки, — протянул Уинстон. — Так чего ж ты ждешь? Тебе что, не интересно почитать послание зубной феи?

Стоя спиной к Уинстону, Эммет поднял подушку и увидел доллар, приклеенный к куску бумаги и припечатанный к простыне шоколадной конфетой. В записке было сказано:

«Я стану дарить тебе что-нибудь каждый день, если скажешь». Внизу стояла подпись: буква Б, стилизованная в форме сердечка.

— Я буду дарить тебе что-нибудь каждый день, если скажешь. — Уинстон плотоядно покосился на него с кровати.

— Д-д-держись подальше от моих вещей, — предупредил Эммет, бросая записку в мусорную корзину.

— У м-м-меня уже есть все, что нужно, — передразнил Уинстон, побарабанив пальцами в паху.

— Кажется, где-то жженым мусором воняет. Может, Поджог постарался? — огрызнулся Эммет. Его тут же бросило в пот. Он всегда боялся, что будет, если не утихомирить того, кто ему угрожал. Если поссориться с Уинстоном, тот будет мстить, когда Эммет уснет. Станет рыться в его вещах, едва Эммет выйдет из комнаты. Эммет повернулся и приготовился унижаться, добиваясь благосклонности, но Уинстон только фыркнул:

— Touche.

— Пожалуйста, не забирай у меня деньги. У меня их просто нет. Мою квартиру о-о-обокрали.

— Вот что мне нравится в пожарах, — сказал Уинстон. — После них не остается отпечатков пальцев. Какие могут быть улики, когда огонь все пожрал? — Он прищелкнул пальцами. — Раз — и ничего. Престо. Понял?

— Я н-н-надеялся, мы будем друзьями, — сказал Эммет. — Особенно после всего, что ты мне рассказал.

— О, мальчик, ты чересчур серьезно относишься к жизни. Это ж я так дрочу — болтаю себе и болтаю. Да и вообще я уже домой собрался. Жду вот, когда бумаги подпишут, и ту-ту. Меня на реабилитацию отправляют, полпути к свободе. Надеюсь, это на полпути к следующей вспышке моей славы.

Пораженный Эммет увидел в ногах у Уинстона чемодан и рюкзак.

— Но как же ты уедешь? Они разве не д-д-догадываются, что ты и дальше хочешь поджигать?

— Что ты, сладенький. Думаешь, я псих? Я опустил очи долу и сказал, что в прошлый раз на меня просто что-то нашло. Что они мне сделают? Они же не видят во мне больше ничего ненормального. Я просто жертва неудачной юности. — Уинстон весело крякнул.

«Я останусь тут один», — подумал Эммет и почувствовал себя в ловушке. Он погрустнел оттого, что расстанется с Уинстоном. Он ведь только-только признал этого человека частью своей новой жизни. Больше всего Эммет ненавидел перемены, даже если это перемены к лучшему.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Брюс — в каждой руке по чемодану, подмышкой пластинка.

— Вот я и дома! — крикнул он и завалился на кровать Уинстона. — Знакомо, а? — рассмеялся он и швырнул Эммету пластинку. Без картинки, только пустая белая бумага, из которой в полете выскользнули на ковер два черных диска. Бумажный конверт подлетел к Эммету, и тот смахнул его на пол.

— Я не знал, что… — сказал Эммет, будто его слова могли что-то изменить.

— Откуда бы? Все решилось в мгновение ока. Я все устроил в нашу пользу, как только узнал про Уинстона. Сказал дежурной медсестре, что мы с тобой хотим больше общаться. Она сразу попалась на удочку, сказала, что рада за меня, потому что я наконец завожу друзей.

Брюс поднял пластинки с пола и вложил их обратно в конверт.

— Так что, приятель, «дай мне, дай мне, дай мне ответ / может, ты любить умеешь, но плясать — ни капли, нет» [9] Цитата из песни «Helter Skelter». , — пропел он. — Что бы это значило? Любить умеешь, а плясать не умеешь. Это смерть символизирует?

— Да не знаю я, — сказал Эммет. — Пожалуйста, оставь меня в покое. Это не мои слова.

— Хочешь сказать, это слова Пола? Пускай, но разве он тебе их не растолковал? Наверняка говорил что-нибудь.

— Я не знаю. Иногда слова — это просто слова. И ничего не значат.