Иван Лазутин - В огне повенчанные. Рассказы

— Что же это получается с рапортом-то?

— А что? — Глаза Реутова стали круглыми от удивления.

— Ведь не было самоволки-то.

— Как не было? Ни у меня, ни у вас никто не просил разрешения отпустить ополченцев в деревню.

Веригин не стал подробно передавать начальнику штаба весь телефонный разговор с командиром полка Северцевым. Он сказал только, что арестованные ополченцы с разрешения майора Северцева были командированы комбатом Петровым в колхоз для аварийных ремонтных работ.

— А пьянство? Вы же сами, Владимир Романович, говорили, что пьянку нужно пресекать самым строгим образом.

Генерал раскатал бумажную трубочку, разгладил ее на ладони и сказал:

— Предупреждаю — впредь ложных рапортов мне не подавать! Это раз. — Веригин встал, разорвал на мелкие клочки смятый лист и бросил в ведро. — И отныне приказываю… — Веригин обвел взглядом всех сидевших за столом, — не забывать, что партия вверила нам судьбы лучших людей Москвы. Цвет рабочего класса и интеллигенции, которые Родину пошли защищать добровольно. А поэтому обо всех случаях грубого нарушения воинской дисциплины и о мерах наказания — докладывать лично мне! — Веригин прошелся вдоль длинного стола и, вернувшись на свое место, закончил — А вас, полковник Реутов, предупреждаю: если я еще раз получу от вас подобный ложный рапорт, то свое решение по нему я буду выносить вместе с командованием армии и фронта. Так нельзя! Мы чуть не загубили четырех бойцов. — Веригин нажал кнопку звонка — и в отсек вошел адъютант.

— Слушаю вас, товарищ генерал.

— Срочно на гауптвахту!.. Передайте начальнику мой приказ: немедленно освободить из-под ареста четырех ополченцев второго батальона из полка Северцева!

— Приказ будет письменный или передать устно?

— Начальнику гауптвахты я позвоню сам. Захватите с собой ополченца Богрова, он ищет в дежурном отсеке. Впрочем, — Веригин сдвинул брови и о чем-то задумался, — позовите его сюда.

Адъютант вышел и тут же вернулся с Богровым.

— Сержант, — сказал генерал Богрову, — вашу просьбу взять на поруки четырех провинившихся ополченцев командование дивизии удовлетворяет. Как парторгу роты рекомендую вам сегодня же вечером провести открытое партийно-комсомольское собрание в роте и строго осудить дисциплинарный проступок четырех бойцов.

— Проработайте хорошенько Еськина, — вставил Синявин.

— Ваше приказание будет выполнено, товарищ генерал!.. — отчеканил Богров и вскинул широкую ладонь к пилотке.

— Вопросы есть? — спросил Веригин.

— Есть небольшая просьба к полковнику Реутову, товарищ генерал. Можно?

— Давайте.

Богров четко повернулся к Реутову:

— Товарищ полковник, перед тем как мне идти сюда, ребята просили передать одну небольшую просьбу.

— Слушаю вас, — сказал Реутов и озабоченно сдвинул белесые брови.

— Чтобы из того ведра малосольных огурцов и сала, которое вы отобрали у арестованных ополченцев, а также двух бутылок водки, которые вы приказали отправить в медсанбат для поднятия аппетита раненым и больным, хоть бы по огурчику и по кусочку сальца досталось раненым из нашей роты. Их трое: Красносельцев, Бутусов и Ревякин. Для поправки. Все трое ранены при бомбежке.

Упоминание о малосольных огурцах и сале, которые вчера вечером прислал генералу начальник штаба, и то, как покрылось красными пятнами лицо Реутова, словно обожгло Веригина.

Реутов молчал, будто просьба, высказанная Богровым, относилась не к нему. И это молчание еще больше подтвердило догадку генерала.

— Хорошо, сержант. Просьбу вашу полковник учтет. Ступайте.

Когда адъютант и Богров вышли из генеральского отсека КП, Веригину было не по себе. Он не находил слов, чтобы высказать свое возмущение поступком Реутова.

— Так вот какими огурчиками и каким салом вы угостили меня вчера, полковник?! Не ожидал, что вы можете опуститься до такого. Вы свободны.

Богров-старший точил лопату, когда в пулеметную ячейку вошел небольшого роста боец, которого он видел впервые, и передал, что сержанта срочно вызывают в особый отдел дивизии, к лейтенанту Сальникову.

Поставив в известность командира взвода о том, что его срочно вызывают в штаб дивизии, Богров-старший приказал Егору и Кедрину привести в порядок шанцевый инструмент и к его приходу как следует наточить лопаты.

Всю дорогу в штаб Николай Егорович терялся в догадках; «Неужели генерал хочет распутать историю с огурцами и салом до конца? А что если кто-нибудь из командования выше отменил помилование генерала? Этот Реутов настырный. Он еще в Москве пообещал: за мелкую провинность будет снимать десятую стружку…»

Все передумал Богров-старший, пока добрался до штаба. Однако все предположения сходились на четверке провинившихся ополченцев и полковнике Реутове.

При подходе к расположению штаба Богрова окликнул часовой:

— Стой, кто идет?

— «Винтовка». Ответный? — крикнул Богров.

— «Волга». Проходи, — донеслось из-за кустов.

Часовой был замаскирован очень искусно. Он отлично просматривал местность, лежащую перед опушкой леса, но сам не был заметен с расстояния и десяти шагов.

— Закурить не найдется, отец?

Только теперь Богров увидел лицо бойца, стоявшего у тропинки в кустах орешника. В разрез пилотки и за пояс часовой понатыкал разлапистых зеленых веток, сквозь которые лицо его и гимнастерка обозначались светлыми пятнами.

Богров подошел к постовому и насыпал ему в ладонь добрую щепотку махорки.

— Неужели и у вас в штабе кризис с куревом? — спросил Богров и протянул бойцу сложенную для курева газету.

— Новую моду завели — обыскивать перед заступлением па пост, — пробурчал часовой. Озираясь по сторонам, он поспешно скрутил толстую самокрутку и, согнувшись над горящей в ладонях спичкой, прикурил. Затягивался глубоко, жадно. — Как бы этот шайтан не налетел. — Боец струйкой пустил дым понизу.

— Кто?

— Да начальник штаба.

— Что — строг?

— Зверь! На днях ни за понюх табаку чуть не упек под трибунал четверых ребят.

— За что же?

— Да ни за что. По приказанию комбата починили колхозникам колодец, ну им, стало быть, за труды поднесли в деревне. А тут, как на беду, напоролись на Реутова.

— Так не отдал же все-таки под трибунал, пожалел? — допытывался Богров, заключив из разговора с постовым, что ЧП у ополченцев их роты стало достоянием всей дивизии.

— Пожалел волк кобылу… — ухмыльнулся постовой и пустил под куст орешника струйку дыма. — Спасибо, вмешался в это дело ополченец из ихней роты. Дошел аж до самого генерала, грозил в Москву написать жалобу на Реутова. По партийной линии.

— Ну и как же, добился своего?

— Добился! Говорят, мужик с головой, и в Москве дружки его на больших постах сидят.