Иван Лазутин - В огне повенчанные. Рассказы

Сбоев почувствовал, как от нервного перенапряжения ладони его стали влажными. Прошло еще минут двадцать томительного ожидания, а его все не вызывали.

Когда в приемном показался с журналом в руках начальник штаба 6-го авиационного истребительного корпуса ПВО полковник Пономарев, Сбоев поспешно в стал со стула, приветственно поднял руку и пошел к нему навстречу. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как дежурный выразительным жестом дал знать генералу и полковнику, что здесь, в приемной, не место и не время для разговоров.

На бледном лице Пономарева были отражены душевное смятение и затаенный страх. В кабинет Окоемова он прошел быстро и как-то отчужденно, с опаской взглянув на Сбоева. А как Сбоев ловил тот миг, когда взгляды их встретятся и он пошлет в сторону Пономарева приветственный кивок! Но такого момента не наступило.

Дежурный проводил полковника в кабинет и тут же вернулся.

Сбоева вызвали в кабинет почти сразу же после того, как туда вошел начальник штаба корпуса Пономарев.

На столе перед Окоемовым лежал журнал боевых действий 6-го авиационного корпуса ПВО Московского военного округа.

Рядом со столом начальника управления навытяжку стоял полковник. Он был потный, красный, с выражением крайней растерянности на лице.

— Подойдите ближе к столу, Сбоев, — сказал Окоемов.

Сбоев подошел к столу.

Сесть Окоемов не предложил.

Переведя взгляд с журнала боевых действии на Сбоева, он тихо и даже как-то устало, словно наконец-то достиг того, чего с таким трудом добивался, проговорил:

— Генерал, я вторично, при вас, задаю начальнику штаба корпуса вопрос, на который он уже доказательно, опираясь на боевой документ, мне только что ответил. — Взгляд Окоемов а снова упал на журнал.

— Прошу вас, — глухо сказал Сбоев, переступая с ноги на ногу.

— Товарищ полковник, генерал Сбоев час назад заверил меня, что вы лично и полковник Крымов можете подтвердить на словах и подкрепить документами, что донесение летчиков сто двадцатого истребительного полка о том, что к Юхнову сегодня днем подошла колонна немецких танков, соответствует действительности.

Вытянувшись, Пономарев четко ответил:

— Этого засвидетельствовать не могу ни я как начальник штаба корпуса, ни командир корпуса полковник Крымов.

— Почему? — вкрадчиво спросил Окоемов, наблюдая за лицом Сбоева.

— Работу летчиков ВВС Московского военного округа штаб шестого авиационного истребительного корпуса войск ПВО не учитывает и в журнал боевых действий не заносит.

— То же самое только что официально заявил мне полковник Крымов. Вот его письменное подтверждение. — Окоемов пододвинул на край стола наполовину исписанный неровным почерком лист. — Что вы можете на это ответить, генерал? Ведь вы сами для подтверждения точности разведданных, добытых вашими горе-летчиками, просили меня вызвать командира и начальника штаба шестого авиационного корпуса?

— Я полагал, что…

— Что вы полагали?!

— Я полагал, что летчикам ПВО Московского военного округа, как и летчикам ВВС, уже известно, что сегодня ровно в пятнадцать тридцать немецкая танковая колонна подошла к Юхнову, который находится в зоне Московского ПВО.

Упорство генерала и его вера в летчиков-истребителей 120-го авиационного истребительного полка уже начинали раздражать Окоемова. В эту минуту он был твердо убежден, что донесение о колонне немецких танков, подходящих к Юхнову, не что иное, как дело рук паникеров и трусов. Юхнов… Это уже подступы к Москве. Есть отчего заболеть сердцу Сталина. Откинувшись на спинку кресла, он посмотрел на генерала так, словно видел его впервые.

— Вы слышали, полковник, что заявил генерал Сбоев?

— Слышал! — твердо ответил полковник Пономарев, не спуская глаз с Окоемова, который зачем-то вдруг принялся листать журнал боевых действий. И, протянув его полковнику, сказал:

— За журналип точную информацию — спасибо. Вы свободны, Сергей Васильевич.

Козырнув, полковник вышел.

— Я тоже могу идти? — спросил Сбоев, после того как Окоемов принялся читать какие-то не относящиеся к их разговору документы.

— Вы?.. — Окоемов вскинул на генерала взгляд, полный безразличия. — На вашем месте, генерал, ничего не остается делать, как поехать прямо сейчас же к себе в штаб округа и чистосердечно заявить: освободите меня, ради Христа, от занимаемой должности, так как я не соответствую ей.

— У меня к вам просьба, товарищ Окоемов, — прерывающимся от волнения голосом проговорил Сбоев.

— Я готов ее выслушать.

— Прошу вас не предпринимать в отношении меня никаких действий до завтрашнего дня. Я никуда не денусь.

— Почему именно такой срок? — По лицу Окоемова скользнула вялая улыбка.

— Сегодня вечером, в крайнем случае завтра, Генеральному штабу и Ставке будет доподлинно известно из других, более авторитетных для вас источников, что немцы подошли к Юхнову сегодня в пятнадцать тридцать по московскому времени. Это не шило в мешке.

— Еще будут просьбы? — все тем же тоном усталого человека спросил Окоемов.

— Когда выяснится, что летчики сто двадцатого истребительного полка, с риском для жизни доставившие в штаб округа разведданные, были правы, я попрошу вас поддержать мое ходатайство перед Верховным Командованием о награждении их боевыми орденами за храбрость и мужество, проявленные при выполнении боевого задания. Особенно тех, кто получил во время облета ранения.

Окоемов встал и долго смотрел в глаза Сбоеву. Последняя просьба генерала ему показалась крайне дерзкой, даже наглой. Пожалуй, никто из военных не разговаривал с ним в этом кабинете так, как разговаривает Сбоев.

— Хорошо, — сдержанно ответил Окоемов. — Я запомню обе ваши просьбы. А сейчас поезжайте в штаб и передайте Военному совету то, что я вам сказал. Не забудьте мой совет насчет заявления. Это вас в вашем положении может спасти. Остальным, если будет необходимость, займется наше управление.

Лицо дежурного офицера, отмечавшего пропуск, лица постовых, стоявших в вестибюле у дверей, лица встречных военных казались Сбоеву задернутыми струистым маревом, до окаменелости застывшими.

Внизу генерала ждал прохаживающийся по переулку шофер. Только теперь Сбоев вспомнил, что он до сих пор не выкроил времени отпустить его пообедать.

— Ну как, Алексей Николаевич, заждался? — Сбоев сел в машину и резко захлопнул дверцу.

— Нет, товарищ генерал. Я-то что…

— Не испугался за меня?

— Грешным делом, маленько трухнул. Уж больно организация-то серьезная. — И, кашлянув в кулак, спросил: — Куда сейчас, товарищ генерал?

— В штаб.

Когда въехали на Устинский мост, в голове Сбоева дословно созрел текст заявления, которое он напишет сразу же по приезде в штаб и доложит на стол члену Военного совета Тарееву. «Раз так, раз не доверяют, буду воевать рядовым летчиком…»