Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

Всё лето Фомин провёл в разъездах. Сначала занимался организацией лагерных пунктов на приисках. А потом началась переброска людей на участок дороги Колыма — Берелёх. Неустроенность личной жизни и бесконечные командировки вымотали вконец. Он вынашивался, как Его старенькая шинель.

Несколько раз удалось встретиться с Ниной. На все Его предложения Нина отвечала, что они только знакомые. Он попросил начальника управления перевести Его в другое место.

— Пожалуй, ты решил правильно. Всякая форма стареет от времени, и надо Её менять, — согласился тот и предложил на выбор любое лагерное подразделение. Фомин остановился на комендантском.

С Аллой Васильевной расстались по-хорошему.

Комендантский лагерь имел пересыльное отделение. Работы было много, и он редко отлучался в посёлок.

Всё это утро он просматривал списки бригад для приисков. В кабинет вошёл мальчишка-почтальон.

— Вам телеграмма, товарищ начальник. Распишитесь, пожалуйста.

Фомин прочёл. Левченко сообщала о своём решении приехать погостить.

Написать, чтобы не приезжала? Бесполезно, приедет всё равно. Остаётся одно — найти для неё угол. Иначе заявится к нему. Но где найти комнатку? Что же делать? Какое-то наказание.

Фомин вспомнил Каца. Тот вышел на колонизацию. Построил себе домик рядом с механической базой. Лучшего и не придумаешь. Он тут же позвонил диспетчеру и попросил пригласить к телефону старика.

Не прошло и пятнадцати минут, как в дверь заглянул Кац.

— Гражданин Фомин, вы просили позвонить. Я пришёл сам. Кто знает, что вы можете сказать мне.

— Проходите, Исаак Маркович. Напрасно беспокоились. Дело-то, знаете, пустяковое. — И Фомин попросил на время комнатку. Кац вскочил.

— Ой, маменька! Так чего же вы молчали? Жить вам да радоваться тысячу лет. Переезжайте на здоровье. Я сейчас побегу за подводой. — И он схватился за шапку.

— Вы не так меня поняли, — смутился Фомин. — Женщина приезжает временно и жить будет одна…

— Вы думаете, Исаак не понимает?

Чёрт знает что вышло. Хотел, просить о личном одолжении, а получилась зависимая услужливость. Он хотел объясниться, но в кабинет вошли секретарь парткома и Краснов.

Кац тихонечко выскользнул в дверь. Краснову бросилась в глаза бледность Фомина.

— Ты что же, заболел? Или в лагере не ладится?

— Да вот. Бывают и на небе тучи.

— Парень ты в годах. Обяжем в порядке партийной дисциплины заняться вопросом семьи. А то гляди как бы и верно не вымок под тучами.

Фомин начал подбрасывать в печь дрова.

— Ну, брат. Это совсем ни к чему, и так дышать нечем, — засмеялся Краснов. — А может, и верно попал в точку? — Фомин смутился, — Хватит, пошутили, а теперь доложи о делах.

Краснов слушал внимательно и делал заметки в записной книжке. Дымнов молча просмотрел Ежедневные сводки о работе бригад.

— Нас интересует отношение заключённых к труду. Хорошо бы познакомиться с состоянием дел на лагпунктах. И в частности, на «Таёжнике» у товарища Шулина.

— «Таёжник» — лучший лагпункт. Отказчиков от работы почти не бывает. Нарушений режима нет. Всё там до странности хорошо. Это по официальным сведениям.

Дымнов взял отчётную форму прииска.

— М-да-а… Показатели отличные. Чем бы вы могли это объяснить? Вы сомневаетесь в их правдивости?

Фомин пожал плечами.

— Инспекторские проверки подтвердили достоверность показателей. Но, видите ли, товарищ Шулин своеобразный человек. Заключённые относятся к нему с уважительной покорностью.

— Ты что-то недоговариваешь. Давай-ка, брат, поясней, — нахмурился Краснов.

— Договаривать нечего. Порядки у него, так сказать, патриархальные. А человек он крутой.

— Имеются факты? — насторожился Дымнов.

— Пытались проверить, да где там? Если заключённые кого-то полюбят, до правды не докопаешься. Все в один голос: «Да чтобы дядя Володя себе позволил? Он скорее последнюю рубаху снимет».

Краснов молчал. Любил он Шулина за характер, прямоту и знание горного дела. Да и многому у него научился, и Ему было бы неприятно, что на прииске что-то неладно.

— Вы сами-то понимаете причину таких взаимоотношений? — спросил Дымнов.

— Шулин никогда и ни на кого не жалуется. Человек волевой, держит своё слово крепко. Кроме всего, по-настоящему заботится о рабочих. Питание на «Тёжнике» лучше, нежели на любом другом предприятии управления. Люди тепло одеты, в бараках чисто. Нет у него ни драк, ни воровства. Все происшествия расследует сам.

— Что вы хотите этим сказать?

— После таких разбирательств некоторые из Его собеседников имеют не совсем бодрый вид. А установить что-либо бесполезно. Вот это порождает разные слухи.

Краснов поднялся.

— Тут надо проверить. Мы не потерпим никаких нарушений революционной законности. Пусть это будет даже Шулин…

Встал и Дымнов и попросил проводить их в бараки.

— Стоит ли? Еще наслушаетесь грубостей. Есть тут такие «огоньки», для которых всё трын-трава, — пытался отговорить их Фомин.

— А мы что, красные девицы? — усмехнулся Краснов и первым направился в зону.

В бараке неработающих звенело, ухало и грохотало. Стонали гитары, трели мандолин тонули в хаосе звуков. Кто-то истошно колотил крышками кастрюль, заглушая звук ложек. Доносились подбадривающие танцоров голоса.

Но как только открылась дверь и раздалось предупреждающее «ша», толпа вмиг рассыпалась по нарам и стало тихо.

— Весело живёте! — Краснов окинул взглядом нары и поздоровался. Дымнов сразу прошёл к столу и сел, с любопытством поглядывая по сторонам.

— Кому тюрьма, кому приют. Тут вечно пляшут и поют! — продекламировали с нар. С постелей глядели ухмыляющиеся, нагловатые лица.

— Что же вы, молодцы, разбежались? Давайте к столу, побеседуем. Небось надоело без работы? — посочувствовал Краснов.

— Ничего, гражданин начальник. Захочется работать, ложись — и всё пройдёт, — пробурчал кто-то в углу.

— Захочется жрать — Ешь. Мало пайки, добывай вторую — свет не без дураков, — тут же добавил второй голос.

Посмеиваясь и перекидываясь лагерными остротами, заключённые собирались у стола. Краснов тоже прошёл и сел рядом с Дымновым. Фомин стоял у двери и беспокойно поглядывал, ожидая какой-нибудь выходки. Но всё шло спокойно. Краснова многие знали и относились к нему с уважением.

На нарах остался только один парень.

— Молодой человек, подходи поближе, поговорим, — предложил Краснов.

— Мне не тоскливо и здесь…

— Сколько тебе лет?

— Поживу трошки, будет столько, сколь тебе.

— Алексеев, веди себя приличней. Ты разговариваешь с заместителем начальника управления, — одёрнул Его Фомин.

— Да мне хоть с прокурором.

Кто-то позади тихо крякнул, и парень осёкся.