Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 3

Краснов вынул папиросу, поднял воротник бушлата и втянул голову в плечи. Машина остановилась. Старший конвоир выскочил из кабины, открыл задний борт и, отбежав в сторону, взял винтовку наперевес.

— Разгружайся!

Разминая ноги, люди выстраивались у проходной. Староста отвёл всех в барак.

— Где мы? — спрашивали прибывшие у других заключённых.

— Восьмое прорабство. Но вы не к нам. Завтра отправят на прииск «Гранитный» пешочком. А там, может, в лес, может, в забой.

— Да уж скорей бы! — вздохнул кто-то.

— А ты не спеши. Там одни штрафники и жульё. Кислого Ещё хватишь.

Краснов бросил на нары бушлат, лёг и сразу уснул.

В бараке темно. Две лампочки Ещё теплятся. Участок далеко от электростанции прииска, и здесь никогда не бывает полного накала, поэтому эти две Ещё сохранились. Зона освещается факелами. Лагпункт стоит на пригорке, и потому виден весь участок и разрезы.

В щели стены просачивается холод. Краснов перебросил подушку и лёг ногами к стене: так теплей. Уже отзвенели сигналы отбоя, но в бараке Ещё не утихомирились и мешают спать. На полу и стойках нар шевелится розовый отсвет печей. На стенах искрятся капли смолы. Барак новый, хотя и жарко горят печи, но всё равно холодно. По всему проходу между нарами висят бушлаты, бурки, рукавицы. В сушилке дневальный Волк устроился с удобствами, но все помалкивают: боятся. Через стенку доносится шёпот и брань. Там ворьё играет в «очко».

У печки молодой парень делает карты из склеенной хлебом газеты. Он ловко втирает большим пальцем по трафарету отпечатки мастей. Напротив, на верхних нарах, сидит широкоплечий мужчина в рваной рубахе. Он зевает, закрывая рукой рот, и поглядывает хитрыми глазками. Фамилия Его Гиреев. Кто он — не понять, не то уголовник, не то проходит за такового, но шельмоватый мужичок.

Он почесался и скосил глаза на Краснова.

— Ну что, бывший начальничек, небось посмолить хочется? — Гиреев достал из-под подушки пачку папирос— Кури.

— Нет, спасибо, бросил.

— Это последнее-то утешение?

— Мне долго жить надо, много незаконченных у меня дел, — ответил Краснов.

— А мне нет, — Гиреев снова повернулся к Краснову. — Вот Если удастся уйти летом, тогда дело. А ты молодец, не испугался, когда хотели тебя на страх проверить. Так уж приято — всякого новичка под нары. На то и тюрьма, да Ещё штрафная. Да вот видишь, вместо взбучки и лучшее место тебе, и уважение. А почему? Потому что узнали и приняли за своего. Бандит там не бандит, а хорошее всегда помнится. Был бы человеком… — Он шельмовато ухмыльнулся: — Старожил, тайгу, наверное, знаешь, как пять своих пальцев? А?

— А что, верно уходить собираешься?.. — насторожился Краснов и облокотился на подушку. — Только со мной напрасно этот разговор затеваешь.

— Да ведь такое время, надо! А дело-то полюбовное.

— Воевать?

— Кто воевать, а кто и воровать. На фронте и без меня хватит дураков.

— М-да-а… — протЯнул Краснов. — Значит, пусть приходят фашисты и хозяйничают?

— Не знаю, как другим, а мне хоть эфиопы. Дальше этой штрафной не пошлют. А ты, вижу, за свою десятку, что тебе запросто всунули, готов и на фронт? Ну-ну, валяй, глядишь, Ещё одну приморозят.

Краснов промолчал.

В сушилке возник скандал. Раздался крик: «Куда, падло, положи карту!» Тут же кто-то ударился телом о стенку, и началась молчаливая возня. Слышалось только сопение, глухие удары и срывающийся шепоток.

— Жиганы, замри! — заглушил шум потасовки окрик Волка.

Распахнулась дверь, и на порог шлёпнулся человек, держась руками за низ живота.

— Ты чего, напоролся? — спросил у него Волк.

— Коленкой, стерва. Проходит…

— Давай за стол, — тихо проговорил Волк. Дверь закрылась, и снова началась игра. Никто в бараке не поднял головы.

Краснов лёг и закрыл лицо. Вот она, штрафная.

В воскресенье Краснов поднялся раньше других.

Все Ещё спали, забравшись с головой под одеяла, бушлаты, набросив на себя всё что можно. Печи совсем прогорели. Но здесь каждый живёт только для себя, будет мёрзнуть, мучиться, но не встанет. Не дай бог сделать что-то для других.

Краснов разжёг печи. На постелях белеет иней, стены и пазы припудрил мороз. Над нарами всплывает тёплое дыхание. Он пошёл в старостат, попросил привезти бочку воды и корыто для штукатурки. Когда вернулся, никто Ещё не встал.

— Встречный подъем! — крикнул он. — Пока не вывели на лагерные работы, утеплим барак. Ну не дурость наша так мёрзнуть, когда можно жить в тепле.

С нар свесилась голова Гиреева…

— И верно не уснёшь. Проконопатить бы, но чем?

Из сушилки вышел Волк, худой, костлявый, но Ещё молодцеватый, в наброшенной на белье шубе. Он как хозяин прошёл по бараку, пошевеливая лохматыми бровями, и остановился напротив Краснова.

— Ты чего раскудахтался?

— О тебе забочусь, меньше дров надо будет. Сделаем снежный раствор да забросаем пазы. Дёшево и тепло. А ты что, возражаешь?

Волк подумал, двинул бровями и неожиданно поддержал:

— А ну, подымайся! Дело говорит мужик. Пойдёт!

Заключённые зашевелились. Волк подбросил дров в печи и ушёл в сушилку.

Краснов наполнил бочку водой, набросал в короб снег. Из барака, кутаясь в бушлаты, вышло несколько человек.

— Нечего глядеть! Становитесь помогать!

— Хватит, в забое вкалываем. А тут пусть начальство подшустрит, — оскалился Сашка-бог.

— Начальство-то в тепле. А ты пока будешь ждать, совсем заиндевеешь. Вон уже и виски побелели, а всё Ещё выламываешься.

Сашка посмотрел на свои голые руки.

— Да ты не бойся, забросаю сам, поможешь перетащить короб, и то хорошо. Не начальству, себе делаем. — Краснов взял лопату, добавил Ещё снега и взялся за мастерок. Раствор ложился точно в пазы и сразу же застывал.

— Ловок, чёрт, — одобрительно заметил Сашка, ёжась в бушлате.

— А ты как думал? Не начальником управления родился. А ну, тащи корыто, — уже приказал он, — а то заледенеет!

Сашка подхватил корыто, передвинул.

— Снег, снег давайте! — покрикивал Краснов. — Воду!

— Дай-кось рукавички! — Сашка метнулся к толпе и взялся за лопату. Кто-то загремел вёдрами, и пошло дело. Краснов не оглядывался. Скоро включились в работу и другие. За каких-то полчаса все стены белели застывшим в пазах снегом. Краснов забросал и косяки, и коробки окон, и под карнизами, и наличники дверей.

— Ну вот и всё, — расправил он спину, — А теперь идите кто-нибудь в барак и проверьте все пазы руками. Где Ещё тянет, поправим.

В бараке сразу стало теплей. Иней потемнел, и на стенах показались капли. Краснов сел за стол, достал из сумки кусок сала, кем-то присланного на пересылку, нарезал маленькими кусочками и подвинул на середину стола.

— А ну, братва! Все сюда! Позавтракаем — и за уборку.