Уильям Помрой - Рассказы: Приказ, Флора

— Оставьте меня, — отрезал советник.

— Господа, — сказал капитан, — не будем терять спокойствия и благоразумия.

— Благоразумие, — с горечью воскликнул советник, сбрасывая с плеча руку мэра. — По-вашему, быть благоразумными — значит примириться, примириться с тем, что мы бесправны в собственной стране.

Он повернулся к полковнику:

— Вы правы. Это я организовывал митинги. И это мои слова вы только что цитировали. Таков мой ответ избирателям на их жалобы, чем еще я могу им помочь?!

Полковник смотрел в окно. По лицу его ходили желваки.

— Мы навели справки, — сказал капитан. — Хуанита Гальвес, оказывается, девица из бара «Одинокая звезда», в ее обязанности входит развлекать гостей. То есть попросту — она проститутка.

— Позвольте, — запротестовал мистер Ретана, — это мой бар, и мои девушки развлекают гостей исключительно за столиками.

— Но если клиент захочет увести девушку с собой, она, вероятно, пойдет с ним, не так ли? — спросил капитан.

— Ну, это уж как ей заблагорассудится, — сказал мистер Ретана, пожимая плечами.

— Понятно, — заметил капитан.

— Что вам может быть понятно! Вы же видите только то, что хотите видеть. В том-то и штука, — снова вмешался советник, что Хуанита

Гальвес с солдатом идти отказалась. За это она и поплатилась. Дело должно быть передано в суд. Только вы ведь не допустите до суда.

— Сэр, — обратился мистер Ретана к полковнику, — я хотел поставить вас в известность, что я на днях уволил Хуаниту Гальвес.

— Вот как? — заинтересовался капитан. Полковник, повернув голову, прислушался.

— У нее была неважная репутация. А это бросало тень на мое заведение. По-моему, она просто распущенная девушка, — мистер Ретана вспотел от напряжения.

— Прежде всего она филиппинка! — выкрикнул советник, его пальцы на спинке кресла побелели. — А знаете, что будут говорить в городе? Что вы ее выгнали из-за американцев — как бы они не подумали, что ваши девушки к ним враждебно настроены.

— Ну это уж просто смешно. — И мистер Ретана хихикнул.

— А кому эта Хуанита Гальвес подавала жалобу? — обратился капитан к начальнику полиции.

— Мне, — ответил за него советник Хавьер, — в два часа ночи она появилась у меня в истерзанном виде — вся в грязи, с окровавленным лицом. Ее избили, изнасиловали, а потом выбросили из машины где-то за городом, в поле.

— А вы что нам скажете? — снова обратился капитан к начальнику полиции.

— Видите ли, они явились вместе с советником Хавьером. Она назвала этого солдата. Я немедленно переслал ее заявление командованию базы, как положено, сэр.

— Да, да. Понимаю, — сказал капитан. — Но дело в том, что есть приказ о переброске подразделения, в котором служит этот солдат. Ну, а приказ изменить мы не можем. Поэтому, к сожалению, он теперь не подчинен командованию нашей базы.

— И нашим законам, — подхватил советник. — Подумать только, какое совпадение!

— Сэр, — сказал начальник полиции, — я так решил, что Хуаните Гальвес лучше уехать из города. Репутация у нее скверная, потом этот случай. И вообще, у нее здесь нет ни семьи, ни работы. Я припугнул ее судом за бродяжничество.

— Вот оно что?! — изумленно воскликнул советник. — Когда же вы успели? Я только вчера виделся с Хуанитой, и она ничего мне не сказала.

— Вчера вечером, — сказал начальник полиции, отводя глаза.

— Ну, ничего. Уезжать ей не придется. Я позабочусь об этом.

— Она уже уехала, — сказал начальник полиции.

— Ловко состряпано! И не подкопаешься! А главное, вы ведь тоже довольны, господин мэр?

— Когда я назначаю начальника полиции, — сказал мэр, — я знаю, что делаю. Прежде всего я верю, что он в состоянии обеспечить в городе порядок.

— Прошу прощения, — заговорил молчавший до сих пор мистер Дисон. — Я насчет приказа…. Ведь из-за этого мы и пришли.

— Сейчас дойдем и до приказа, — ответил капитан.

Полковник молча глядел в окно и нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Потом резко повернулся:

— Все это пустые разговоры. Ни к чему они не приведут. А за этими разговорами мы, черт побери, упускаем из виду самое главное.

Он решительно шагнул к стене и, потянув за шнурок, раскатал висевшую там карту.

— Знаете ли вы, что это такое? — он провел пальцем по цепочке островов от Японии до Филиппин. — Здесь проходит граница свободного мира. А там? — он положил ладонь на материк. — Там миллионы людей живут в условиях невиданного угнетения и тирании. И защищает вас от этой тирании наша база, джентльмены, да, да, наша база. Если бы не она, красные хлынули бы сюда, и демократии в вашей замечательной стране давно пришел бы конец. У меня нет времени разбираться в уличных происшествиях. Моя задача — защищать свободный мир, а для этого необходимо сотрудничество филиппинцев и американцев.

Полковник помолчал и, сурово оглядев присутствующих, добавил:

— Как же, скажите на милость, можем мы вас защищать, если кое- кто сознательно подрывает это сотрудничество?

— Я категорически протестую, — вскочил со своего места советник. — Господин офицер, вероятно, не дает себе отчета в том, что его слова есть попытка открытого вмешательства в филиппинские дела. Вы смеете меня учить, как мне вести себя в моей собственной стране?! А что до так называемого сотрудничества, то у меня есть свое мнение на этот счет…

— Не пора ли кончать эти разговоры? — яростно набросился на советника мистер Дисон. — Знаете, во что нам обходится каждый час, пока вы тут защищаете эту потаскуху?

— Я знаю другое, — воскликнул советник, — если перед вами стоит вопрос: честь или чековая книжка, — вы, не задумываясь, выбираете второе. И о приказе вы беспокоитесь потому, что вас ударили по карману. Ну так сидите здесь и слушайте старые сказки о красной опасности. — Он перевел взгляд на американских офицеров. — А вы напрасно принимаете эту кучку прихлебателей за представителей народа. Я, во всяком случае, участвовать в этой сделке не намерен.

Он с грохотом отодвинул стул и быстрым шагом пошел к двери, но на пороге обернулся и бросил филиппинцам:

— Я вас не дожидаюсь. Как-нибудь доберусь до города сам. А что скажет народ, вы еще услышите.

Он рванул дверь и с шумом захлопнул ее за собой.

Капитан облокотился на край стола, потер подбородок.

— Весьма откровенный молодой человек, — сказал он.

— Мистер Хавьер еще молод, — заметил мэр, разминая новую сигару. — Видите ли, сам он из очень хорошей семьи. Он просто еще не уразумел, с кем ему по пути. — Мэр аккуратно снял с сигары обертку. — Должен признаться, я проявил мягкотелость. Ведь разрешение на эти митинги он получил у меня в муниципалитете. Боюсь, что я был слишком терпим к деятельности мистера Хавьера. При нынешних обстоятельствах — я готов это признать — разрешать такие выступления не годится.