Джованни Пирелли - По поводу одной машины

Каторжник: — Дело за малым: уточнить день и час.

Маркантонио: — Давай дальше, Сильвия!

Сильвия(решительнее): — Когда Бонци в сопровождении новой девушки подошел к «Авангарду», в цехе работал только «Авангард» Марианны. Она стояла и наблюдала за работой своей машины, назовем ее «Авангард № 1». В нескольких метрах от нее возле другого «Авангарда» — обозначим его № 2 — Бонци давал объяснения новенькой. Время от времени он вытаскивал из кармана свою черную тетрадь, с которой никогда не расстается и в которой все время делает какие-то пометки. Должно быть, там написано, что надо и чего не надо говорить неопытной девчонке, которой предстоит работать на «Авангарде». Марианна же… — Сильвия запнулась.

Маркантонио(мягко): — Хочешь, я договорю?

— Ты же не видел. Ты был далёко. А мы, намотчицы, сидим рядом, метрах в десяти-двенадцати; верно, Сантина?

— Что ты спрашиваешь? Разве что-нибудь возражает…

— Я видела лицо новой девушки…

Сантина: — Какая там «девушка»! Потаскушка…

— …Судя по тому, что она больше смотрела на Бонци, чем на «Авангард», и как свободно себя вела, когда он повел ее к пульту управления, не понятно, почему взяли именно ее. Выбор, конечно, неудачный. Марианну я в лицо не видела: она стояла к нам боком, засунув руки в карманы пальто. Когда Бонци стал показывать, как легко приводить «Авангард» в движение — пустил мотор, увеличил скорость вращения и остановил, — только тогда Марианна оживилась. Не знаю, как остальным, но мне вовсе не показалось, что она была «не в себе», как говорили некоторые. По-моему, она прекрасно знала, что творится за ее спиной. Некоторые работницы с «Бронделей» утверждают, что, когда Бонци запустил «Авангард № 2», она обернулась. Но я уверена, что она не оборачивалась. И потом тоже, когда она двинулась вокруг «Авангарда», не подняла ни головы, ни глаз. Она медленно шла вокруг машины, держа одну руку в кармане, другой касаясь машины. Дойдя до края, она и эту руку убирала в карман, а оказавшись с другой стороны, снова ее вынимала.

Сантина: — На ней было пальто с котиковым воротником.

Сильвия: — Сейчас, конечно, неуместно так говёрить, но у меня создалось впечатление, что она ласкает «Авангард», гладит его.

Пассони: — И у вас не возникло никаких подозрений?

Сильвия(прямо глядя в глаза Пассони): — Никаких. Мы смотрели и ждали, что она будет делать. Остановит «Авангард», набросится на Бонци, на новую девушку? Или смолчит, и все будет по-прежнему? Смотрели… как на представление.

Маркантонио: — Смелее, Сильвия!

— Я могу вам доказать, что Марианна, хоть она и не оглядывалась по сторонам, не поднимала глаз, все видела. Доказательством может служить то, что Бонци трижды приводил «Авангард» в движение и трижды его останавливал, чтобы показать новой девушке, как это делается, и убедить ее, что машина совсем простая, проще нет. В это время Марианна ходила вокруг своего «Авангарда» и гладила его. Но в тот момент, когда новенькая, по указанию Бонци, поднесла руку к пульту управления, в тот момент…

В помещении Внутренней комиссии тишина: никто не скрипнет стулом, не кашлянет. Ригуттини перестал сморкаться, Гуцци — писать, Дзанотти — заглядывать в блокнот. Курильщики — кто мог дотянуться — положили сигареты в пепельницу; остальные бросили, недокурив, на пол, погасили башмаками.

— А можем ли мы быть уверенными в том, что она не споткнулась? Что у нее не закружилась голова? Собственно, это не вопоос, а так, чтобы совесть была спокойна…

Сантина и Сильвия(одновременно): — Нет!

Маркантонио: — К сожалению, я тоже видел. Я направлялся к Сильвии узнать, что она посоветует делать дальше… Я видел ее так же отчетливо, как вижу вас. Она ринулась руками вперед. Не упала, а бросилась сама.

Сильвия: — О том, что она бросилась сама, говорит и другое: она не вскрикнула. Сделала то, что задумала. Потому и не закричала. Если попытаться определить, что ее побудило… Сознательно ли она поступила или от отчаяния… или то и другое… И сознание и отчаяние — я имею в виду классовое сознание…

Дзанотти(после бесконечно долгого молчания): — Товарищи, мы вырвались, наконец, из заколдованного круга полупоражений и полупобед. Если мы ограничимся рассмотрением прискорбного случая с Колли, то надо признать: это поражение. Такое серьезное, такое постыдное, что хуже не придумаешь… Но, с другой стороны, если учесть, что в тот же день после экспертизы дирекция прислала бригаду демонтировать все четыре «Авангарда» — тут же, не дожидаясь конца рабочего дня…

Каторжник— Прежде чем произносить такое громкое слово, как «успех», надо знать, что они сделали с демонтированными машинами. Кто дал себе труд поинтересоваться? — По тому, каким взглядом он обвел присутствующих, ясно, что на сей раз Каторжник шутить не намерен. — «Авангарды» были погружены на «606» с прицепом и отбыли в неизвестном направлении за город. Если интуиция меня не обманывает, туда, куда будет переведен весь цех «Г-3». Знаете куда? В Арлуно, что на семнадцатом километре автострады Милан — Турин… Прикажете продолжать?

Дзанотти: — Слово предоставляется товарищу Джани.

Каторжник: — Собственно, говорить-то нечего. Просто я думал о тех девушках, которые поступят на новый завод в Арлуно. Как они будут гордиться тем, что стали работницами. Вы себе представляете, с каким подъемом, с каким энтузиазмом они, намучавшись на рисовых полях, примутся за работу?

Дзанотти: — Да, кстати: кому мы поручим вызволить Гавацци?

Почему они собрались? Да потому, что Амелия на четвертом месяце беременности; потому, что шурин Сальваторе пишет с юга письмо за письмом в обычном цветистом стиле, с уймой просьб, в тоне, не допускающем возражений. Иначе это семейное сборище еще долго откладывалось бы под разными предлогами. Отец Амелии совсем обезденежил. Он плотник, привык почесать язык, перекинуться острым словцом, но, конечно, не в четырех стенах и не с женщинами. Хорошо бы гостям пришлись по вкусу эти «бинье» — ведь стоят втридорога. Но уже после первого же захода… А может, на юге их пекут с сахаром и миланским «бинье», хоть и марки «Мотта», до них далеко?

Родственницы Сальваторе — хорошие женщины, ничего не скажешь, но открыть рот и сказать два слова для них… Выручил, было, муж старшей сестры — красивый парень с открытым лицом: явился в дом с ящиком великолепных апельсинов, прямо с дерева, еще с листочками. Даже ручки дамам поцеловал. Но через полчаса сник и он. Амелия одна старается изо всех сил, чтобы торжество по случаю обручения не походило на третьи похороны…