Питер Абрахамс - Во власти ночи

В таком состоянии и нашли его доктор Нанкху и Сэмми Найду, когда уже без всякой предосторожности открыли багажник в гараже. Взяв Нкози на руки, они внесли его в дом, поднялись вверх по лестнице и, протиснувшись сквозь проем, замаскированный под стенной шкаф, вышли к лесенке, ведущей к мансарде. Здесь, в маленькой комнате, доктор быстро и ловко сделал Нкози укол, потом с помощью Найду раздел его и уложил в постель. Пока доктор отсчитывал пульс, дрожь постепенно стихала, и Нкози перестал стонать.

Найду перевел взгляд с Нкози на доктора.

— Вы думаете, у него был, как говорят врачи, коллапс?

— Вряд ли, Сэмми. Скорее, обычный обморок: результат нервного перенапряжения, чрезмерного волнения и усталости, кроме того, ему пришлось слишком долго быть наедине с собой.

— А если бы нам пришлось ехать дальше, док, он мог бы и умереть?

— Нет, Сэмми. Если бы понадобилось, он мог бы продержаться еще два, четыре, шесть и даже двенадцать часов.

— Каким же образом?

— Он расслабил волю, потому что попал к своим, подсознательно почувствовал, что можно ослабить напряжение, а он так нуждался в этом!

— Раз вы говорите, док, должно быть, так оно и есть. — Однако объяснение доктора не удовлетворило Сэмми Найду. — Он слишком слаб для такого дела. Вы обратили внимание на его ноги и руки?

Нанкху от души рассмеялся. Он был высок, светлокож, элегантен. Густая копна волнистых, черных, как смоль, волос венчала красивое, насмешливое лицо. Легкая седина придавала ему еще больше очарования. Словом, у него был вид, подобающий красивому индусу, выходцу из богатой аристократической семьи, получившему самое лучшее образование, какое только может дать Европа.

Полная противоположность ему — темнокожий, крупный, плотный, неуклюжий Сэмми Найду, судя по всему, был потомком индийских крестьян из низших каст, которых в середине прошлого века вывезли сюда в качестве дешевой рабочей силы.

— Ошибаешься, Сэмми. Тщедушный на вид Нкози, пожалуй, посильнее нас с тобой, вместе взятых.

— Вы шутите, док.

— Я говорю не о физической силе.

— Не все ли равно, сила есть сила, правда ведь?

— Нет. — Доктор помолчал, задумчиво глядя в одну точку, потом медленно покачал головой. — Поговорим об этом в другой раз. Дело не ждет! Он проспит целые сутки; Ди будет здесь и сделает все, что надо. Я позабочусь об отправке денег в Иоганнесбург, а ты займись Вестхьюзеном.

— Пожалуй, придется избавиться от него, — спокойно проговорил Сэмми Найду.

Нанкху вздохнул и кивнул в знак согласия. Затем брезгливо поморщился.

— Еще один субъект, от которого предстоит избавиться, а, Сэмми? От этого несчастного и они отказались, и мы. А теперь от него хотят избавиться.

Сэмми Найду принял суровый вид.

— Он знает меня и Нкози, ему известно о деньгах, да и вас он подозревает, я уже говорил вам. Вы же слышали, что сказал Нкози. Вполне вероятно, что они им займутся.

— Ну ладно, ладно!

— Вы же понимаете, что другого выхода нет, — убежденно заключил Сэмми Найду.

— Но я же согласен, правда!

— Мне неприятно видеть, как вы терзаетесь, доктор. Вы, как и я, прекрасно знаете, что думают о нас эти люди и как могут с нами обойтись. Разве вы забыли, как они подстрекали зулусов перерезать всех нас? Помните, как хладнокровно они наблюдали за происходящим? Помните, док?

— Хватит, Найду. Этого человека они не считают своим, они его отвергли.

— Но и мы не считаем его своим. Он может нас предать. Вы слышали, что сказал Нкози. А мы должны делать все, чтобы между нами и африканцами существовало полное доверие. Если мы потерпим неудачу в этом деле — по нашей вине или нет, неважно, — африканские националисты воспользуются случаем и поднимут крик, вот, мол, что получается, когда вы сотрудничаете с кули. Что тогда станет с нашим народом, кто за него заступится? Деньги в Иоганнесбург надо переправить так, чтобы не осталось никаких следов, ведущих к подполью.

Нанкху покорно отступил, как это частенько бывало в спорах с Найду, перед беспощадной логикой «ситуации», по выражению Сэмми.

— Попытаемся обставить все так, будто это дело рук поко, — сказал Найду, имея в виду черных террористов.

Нанкху стряхнул с себя уныние, еще раз взглянул на Нкози, который после укола спал глубоким сном, и потянулся к выключателю.

— Пошли, Сэмми, работа не ждет.

— Наконец-то я узнаю вас, док! — откликнулся Найду.

Ричард Нкози открыл глаза. Он проснулся с чувством безотчетного страха, сразу насторожился и весь напрягся. Потом, наконец, вспомнил, как доктор уложил его в постель. Доктор, по имени Нанкху, и Найду, профсоюзный деятель, — они хлопотали над ним до того, как подействовало лекарство. Особенно запомнилось ему лицо Найду: крупное, бесстрастное, круглое и до того черное, что такого не сыщешь и среди самих черных. И еще глаза — маленькие, острые, сверлящие, полные холодной расчетливости, которую ему довелось однажды увидеть в глазах гадюки и которую он запомнил на всю жизнь.

В комнате было темно. Когда его укладывали в постель, едва занималось утро, а сейчас совсем темно. Он почувствовал себя одиноким, загнанным в ловушку. Должно быть, он проспал весь день. Интересно, где дверь? Он ощупал руками кровать. Простыни были из тончайшего полотна, а одеяло легкое, как перышко, шелковистое и мягкое.

Он лежал спокойно, пытаясь определить, откуда льется поток свежего воздуха. Так он узнал, где находится окно. А дверь? Он обследовал левой рукой пространство возле кровати, но ничего не обнаружил; справа у кровати он нащупал маленький ночной столик, на котором не было ничего, даже настольной лампы. Вероятно, зажигать лампу было опасно.

Он сел в постели, отбросил одеяло и осторожно спустил на пол ноги. Одна нога зацепилась за что-то, и тотчас же раздался какой-то необычный шум. Несколько секунд Нкози ощупывал свои ноги, потом откинулся назад и улыбнулся. Ловко придумано, теперь им известно, что я проснулся. Он вспомнил о маленьких внимательных глазах Найду и сел, ожидая, когда кто-нибудь войдет в комнату.

Наконец среди тишины он скорее почувствовал, нежели услышал, как отворилась дверь. Теперь он увидел — она была напротив, справа.

— Простите, если мы вас напугали. Я хотела знать, когда вы проснетесь. Страшно, наверно, проснуться в незнакомом месте, особенно когда вокруг темно. — Голос был такой же ласковый и мягкий, как у Нанкху, только принадлежал он женщине. — Подождите минутку, я закрою окно, и тогда можно будет включить свет. Это у нас потайное убежище.

И опять он скорее почувствовал, нежели услышал, как невидимая женщина прошла мимо кровати, пересекла комнату по диагонали, закрыла и задернула шторой окно. Потом наступила тишина, и ее голос донесся уже от двери: