Игорь Буторин - Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Да, куда уж тут не понять. Встал Карло навытяжку, и поклонился по католическому образцу, потом приложил руки ко лбу, губам и сердцу — на восточный манер, в конце зачем-то присел в книксене. Со страху все и от высшей степени благоговения и почитания великого человека, хоть и бандита по своей сути, но великого.

Помог Старец Горы и с транспортом. Через пару дней вернулись голуби, неизвестно в какие края отправленные местным почтальоном. Из донесений стало известно, что человек славянской внешности с жеребцом и ученым медведем погрузился на корабль и отбыл в сторону Индии. Тогда из специального саркофага был извлечен злой шайтан Каура, который вмиг и доставил Карло на пиратскую шхуну, промышлявшую в Арабском море.

Еще над внешностью Карло поработал местный гример и превратил оборванца-иезуита в восточного кудесника, а шифровальщики придумали ему легенду, чтобы, в случае чего, можно было бы от пограничников-таможенников отмазаться. Оно же давно известно, что сии государственные люди пристально смотрят только на тех, кто мзду может дать. А все остальные для них так — перхоть нищебродская, потому они с высоты своего положения и не замечают всяких там паломников, дервишей и прочих кудесников-бездельников, которые от нечего делать по миру бродят и им — таможенникам и пограничникам только спокойно жить мешают. Для таких одно отношение — пинка под зад, и пусть дальше катятся.

Так Карло с Каурой попали на пиратскую шхуну и там восточные корсары, ведомые джинном напали на корабль Синдбада. На этом корабле инициатор баталии Каура и был оскоплен русским путешественником Афоней и отправлен его бабой Гульчатай в кувшиновое узилище и далее в море на волю волн, а Карло был захвачен в плен и подарен опять же Афанасию.

И даже теперь, после стольких неожиданностей и проколов, все для шпиона складывалось как нельзя хорошо. Главное правило для разведчика — стань другом для того кого ты хочешь извести, вотрись в доверие, а дальше делай свое темное дело и никто тебя в этом не заподозрит. В его лице медведь Зигмунд нашел приятного собеседника, а сам Афоня не узнал в звездочете раба своего дяди Калистрата — карлу. Теперь можно было приступать к выполнению своей миссии.

Путешественники двигались по тропинке через джунгли, как за поворотом им представился тощий оборванец. Заморыш стоял прислонясь к пальме лбом и спал. Человек пребывал в явно неудобной позе, но спал совершенно искренне, иной раз даже похрапывал. Вокруг его немытого тела вился рой мух, но, судя по всему, даже они не могли прервать сон утомленного путника.

Друзья прошли кругом этого живого храпящего монумента и немало удивлялись, как это ж надо было устать человеку, чтобы вот так взять и уснуть в неудобной позе. Вообще складывалось впечатление, что индус задремал еще во время движения и остановился лишь тогда, когда его лоб уперся в ствол дерева. Такое впечатление складывалось не зря, потому что ноги продолжали свое движение, но уже на месте, двигаться вперед мешала пальма, вот горемыка и буксовал, а его дремлющий мозг не мог дать команду членам обогнуть препятствие.

Тут вперед выступил кудесник и на чистейшем суахили свистанул пешеходу прямо в ухо и тот открыл глаза. Хотя лучше бы не открывал. Взор путника был направлен куда-то внутрь себя. Причем, он даже не вздрогнул, а просто, медленно и печально разомкнул свои веки.

— Товарищ, — ласково спросил Зигмунд. — Вы уснули и уперлись прямо в дерево, вам необходимо сделать поправку на препятствие и ветер, чтобы двигаться дальше, а то Вы уже вона какую яму под собой вырыли.

Индус, наконец, хоть и стал фокусировать взгляд, но продолжал все так же отрешенно смотреть на путешественников.

— Болезный, — так же ласково поинтересовался Афоня, — может тормознетесь немного, а то у нас есть несколько вопросов.

— Бесполезно, это, судя по всему, джайн — монах-аскет, — проявил эрудицию кудесник Карло.

— Поясни, — заинтересовался охочий до любых знаний медведь.

— Рассказываю, — начал свою лекцию пленник. — Основателем джайнизма считается кшатрий Вардхамана, живший в VI веке до рождества Христова. До 30 лет он вел жизнь мирянина, а затем ушел из мира и долгие годы странствовал. Достигнув высшего знания и получив титул Махавира Джина, что в переводе означает «великий герой», он долгие годы проповедовал новую веру, обратив в нее много учеников. На вседжайнском соборе в городе Паталипура джайны попытались создать свои каноны. Это что-то типа вашей Библии или Корана. Но договориться не смогли и джайны раскололись на две группы: дигамбаров (одетых светом) и шветамбаров (одетых в белое). Расхождения этих школ были лишь в обрядах и условиях жизни, но по основным вопросам им удалось сохранить согласие.

Стержнем вероучения джайнов есть самосовершенствование души — дживы для достижения мокши. Этого может добиться представитель любой касты, а не только брахман, если будет соблюдать определенные условия. Про то, кто же такие брахманы, я вам потом расскажу.

Так вот, задача каждого стремящегося к освобождению джайна сводится к избавлению от кармы, как липкой основы, вместе с которой исчезает и вся прилипшая к ней грубая материя, склонная к постоянному круговороту бытия. Для выполнения этой задачи необходимы следующие условия: верить в истинность доктрины, совершенное знание и праведная жизнь.

Вот с последним пунктом и началась вся эта чехарда. Осуществляя его, члены общины джайнов принимали на себя пять основных обетов: не причинять вреда живому (так называемый принцип ахимсы, которого придерживаются все индусы, но джайны следуют ему особенно строго), не прелюбодействовать, не стяжать, быть искренним и благочестивым в речах.

— Слушай, Зигмунд, все про тебя. Быть может ты и есть джайн, а мы и не знали? — подколол товарища Афоня.

— Погодь дружище, интересно же что дальше будет? — отмахнулся медведь, а звездочет с энциклопедическими знаниями продолжил свою лекцию.

— Это еще не все. К этим обязательным условиям, чтобы джайну вообще жизнь медом не казалась, добавлялись дополнительные обеты и ограничения. Особенно в этом преуспели монахи-аскеты, полностью порывающие с нормальной жизнью и как бы становящиеся эталоном для всех других. В монахи мог пойти любой джайн, но не все выдерживали тягот этого пути. У монахов нет имущества, они не имеют права пребывать на одном месте более 3–4 недель, кроме сезона дождей, конечно, когда тут вообще не пройти, не проехать. Монах внимательно следит за тем, чтобы не раздавить невзначай какое-либо мелкое животное, он ограничен в еде и ест не более двух раз в сутки, живет милостыней. Есть вообще упоротые монахи, которые вообще отказываются от пищи и принимают голодную смерть.