Марат Басыров - Печатная машина

На столе появилась еще одна бутылка. Я достаточно осмелел для того, чтобы залезть к ней в колготки. Она то сдвигала, то раздвигала ноги, мешая моим исследованиям.

— Все, — сказал Вася, глядя на наши упражнения. — Валите в спальню.

Она посидела еще немного, потом медленно поднялась. Несколько секунд пристально смотрела на Васю, затем повернулась и вышла из кухни.

— Че сидишь? — Вася поддел подбородком воздух. — Иди вставь ей. Я разрешаю.

Я встал со стула.

В спальне была кровать, шкаф и еще что-то из мебели. Она сидела на кровати, опустив лицо и подперев рукой лоб. Похоже, плакала.

Я сел рядом.

Я был пьян, мне хотелось ее раздеть, но она плакала.

— Эй, — позвал я.

Она начала говорить.

— Как мне все надоело, — бормотала она, всхлипывая. — Каждый раз одно и то же… Кровать, блядь, каждый раз кровать… Я больше не могу… Я живу для того, чтобы меня ебали… Каждый раз меня ебет новый ебарь… Весь город… Меня переебало полгорода… Я больше не могу…

Так она причитала, а я никак не мог решить, с какой вещи начать. И вообще как к ней подобраться. Я особо не прислушивался к ее болтовне. Мне казалось, что весь этот треп предназначен не для меня. Да это так и было.

Я попробовал содрать с нее свитер.

Она резко подняла голову. Из ее глаз брызнула ненависть.

— Тебе чего здесь надо! — заорала она. — Пошел на хуй отсюда!

Я растерянно смотрел на нее. Ее лицо было перепачкано тушью.

— Пошел на хуй! — продолжала она орать. — По! Шел! На! Хуй!

Я встал и вышел из спальни. Прошел зал и оказался на кухне.

Вася допивал пузырь.

— Чего?

Я махнул рукой.

— Забей, — сказал он.

Мы оделись и, закрыв дверь, пошли за новым бухлом.

На улице дождь припустил вовсю, но я мало что помню. Только как шел по лужам, не пытаясь их обходить.

Когда мы возвращались, уже темнело. Я не мог понять, что сейчас чувствую. Хочу ли вообще чего-нибудь.

Вася открыл дверь. В квартире было тихо и темно. Он сразу пошел на кухню, а я завернул в зал. Включил свет.

Она спала, сидя в кресле. Рот ее был полуоткрыт, лицо в черных разводах. Она была похожа на мертвого рейнджера. Но мне было все равно. Мне предоставлялся реальный шанс, и я хотел им воспользоваться.

Я попробовал взять ее на руки. Она была неподъемна. Тогда я ухватил ее за подмышки и стянул на пол. Затем, развернув спиной к спальне, потащил, как с поля боя, пятясь задом. Один тапок с ее ноги слетел, второй держался на большом пальце. Ближе к порогу мы напоролись на гвоздь. Колготки с треском начали сползать с ее бедер. Я опустил тело на пол и попытался тут же стянуть их. Я боялся, что войдет Вася и все испортит.

Наконец я справился и снова зашел со спины. Самым трудным было втащить ее на кровать.

Когда все было готово, я начал ее раздевать. Вместо того чтобы просто стянуть с нее трусы, я взялся за свитер. Мне почему-то необходимо было раздеть ее полностью. Я хотел посмотреть, как она устроена. Может быть, это интересовало меня больше остального.

Снять свитер было труднее всего. Кроме того, что она была тяжелой и вялой, она ни хрена мне не помогала. К тому же я был очень пьян. Ее руки гнулись не в ту сторону. Она кряхтела так, как будто ее уже драли, по крайней мере, двое.

Наконец, я стал раздеваться. Через несколько секунд лег на нее.

Ее лицо было рядом с моим. Я попробовал поцеловать ее в губы. Никакого эффекта. Повозившись с ее волосами, я, наконец, вставил.

Это случилось. Я двигал тазом и не мог понять, каково мне на самом деле. Мне было ни плохо, ни хорошо. Господи, мне было никак. Она лежала без движения, слегка приоткрыв рот. Я чувствовал себя полным мудаком. Все, о чем я так долго мечтал, превращалось в фарс. Но у меня стоял, и я механически продолжал начатое.

— Дай-ка мне, — послышалось за спиной.

Надо мной стоял Вася.

Он был в полной боевой готовности.

Я встал, уступая место.

Вася, по-хозяйски лег на нее, потом, как пилот в кабине самолета настраивает кресло, раздвинул поудобнее ее ляжки и одним резким выверенным толчком вошел.

Она хрюкнула, как будто у нее что-то там внутри оторвалось. Как будто ей внезапно удалили полип в носу.

Я завороженно глядел, как работает мой старший товарищ. Это было нечто. Я был сопливым новичком в этом забое.

Он пер ее добросовестно и в то же время раскованно. Не жалея ни инструмент, ни материал. Это был настоящий мастер-класс. И это было совсем не смешно. Его волосатая ходуном ходячая жопа не располагала к смехуечкам.

Наконец он кончил, и я залез по новой.

Теперь от нее пахло Васей.

О, этот запах! Она им провоняла насквозь. Его потом. Я не мог спрятаться от этой вони. Мне казалось, что Вася сейчас, по крайней мере, лежал рядом, хотя он ушел допивать на кухню. Не знаю, на чем держалось мое вожделение. Короче, я закрывал на все эти мелочи глаза.

Мне необходимо было кончить.

Я подражал Васе, закусывая несуществующие усы и закатывая зрачки. После него там у нее было горячо и склизко. И совсем не было плотности. Я словно тыкал членом в кастрюлю с горячей кашей. Это было невыносимо. Эта вонь, каша, Васина жопа, — все перемешалось в моей голове. Ко всему прочему я вспомнил Рубина и его отца. Все, хорош! Я остановил качели и прислушался к себе. Внутри было пусто, как в зимнем лесу.

…Я шел под дождем, и мне было невыносимо грустно. Так грустно мне не было никогда. Я готов был заплакать, но вместо этого я подошел к углу дома и принялся отливать.

Я стоял, ссал и думал: вот я ссу, и что-то из меня убывает. Что-то, что я в обратке чувствую как реально нарастающую в себе пустоту. Я ведь должен радоваться, да? Я ведь теперь мужик, настоящий, и я могу поиметь весь мир. Тогда, если это правда, почему мне так грустно? Чего-то мне не хватало. Что я потерял, что оставил в этой, как там ее звали?

Я что-то в ней оставил. Нет, не я, это она забрала у меня мое что-то. Что-то очень важное.

Я закончил и застегнул ширинку. Мне стало легче, словно я сейчас выссал свою память.

Подойдя к подъезду, я залез на дверь, потом перелез на козырек. С козырька дотянулся до балкона. Балконная дверь была открыта, и я вошел в комнату.

За столом сидели трое и играли в карты.

— Черт, для этого есть нормальная дверь, — недовольно сказал Якель.

Я сел рядом.

— Десять сверху, — сказал Арончик.

— Я ее выебал, — сказал я.

— Кого?

— Ее.

— Пас, — сказал Якель.

— Годится, — подтвердил Шипок, засылая в банк деньги.

Они раскрыли карты.

— Два раза, — сказал я.

Шипок с досадой бросил карты на стол.

— Бляхо, Якель, он задолбал! Уложи его спать, — сказал он.

— Два, — повторил я.

После полутора лет армейской службы я оказался в госпитале.

Однажды утром меня завели в отдельный бокс и, ничего не сказав, закрыли дверь на ключ.