Флориан Зеллер - Случайные связи

И вот мы видим ее там, в незнакомом помещении: она тихонько вздохнула, но еще не открыла глаз. Она уже не спит, но еще не вполне осознает, где находится.

Потом внезапно она открывает глаза. Ей зябко. Ветер играет белой занавеской. Она тихонько встает закрыть окно и видит распростертое перед ней море. Бледность неба указывает на то, что еще очень рано. Она оборачивается: Тристан спит лежа на животе, закрыв подушкой голову, так, что виден только торс. «Он еще спит», — замечает она про себя, прежде чем снова лечь.

Дома, в Париже, как правило, Амели всегда встает первой, и это ее огорчает. Но сегодня все по-другому: она счастлива, что она с ним, в этом отеле, в Довиле, и может сполна насладиться ранним утром.

И мысль о том, что не нужно идти на работу, радует ее как никогда. Из-за болей в желудке ее рабочие дни превратились в сущий ад. Но это еще не все: как ни странно, в последнее время она чувствует, что ей не хватает терпения с детьми. А ведь она всем сердцем любит детей, их общество, их игры.

На прошлой неделе один из учеников подошел к ней после уроков с вопросом. Он был чрезвычайно сосредоточен и не спускал с нее глаз. Он спросил: «Мама сказала мне, что Бог живет не на небе, а во мне, в моем сердце…» Амели не стала опровергать эти прекрасные убеждения. «Да, Он в сердце каждого». Этот ответ поразил его. «Так что же, когда я ем зеленый горошек, он падает прямо Ему на голову?»

Она не решается разбудить Тристана. В последнюю неделю ей несколько раз пришлось выходить из класса во время урока. Порой боль в желудке так обостряется, что ей приходится садиться и сжимать живот руками; она не может делать это при детях. Поэтому она выходит в коридор, к раздевалке. Однажды в таком положении ее застал директор: «Вам плохо?» Он ласково посмотрел на нее. Ах, как бы ей хотелось все ему рассказать. Но ее удерживал стыд за собственную слабость. Она извинилась: просто у нее небольшой приступ, ничего страшного. Директор отнесся с пониманием, но указал ей на то, что все же не следовало оставлять детей в классе одних. «Бог знает, что может произойти!» Она поднялась и, кусая губы, вернулась в класс.

Амели выходит на террасу. Она тщетно пытается вспомнить сон, который снился ей этой ночью. Внизу, на пляже, кто-то гуляет, а в небе, как моторчик, жужжит красный жук-рогач. Вчера вечером она рассказывала Тристану, как в детстве приезжала в Довиль, в дом к тетке. Два лета она провела на этих пляжах, когда-то давным-давно. Она помнит долгие полуденные часы на солнце, цветные зонтики, брызги волн. Быть может, тогда она была счастлива.

Конечно, со временем от этих каникул у нее остались лишь смутные воспоминания, но некоторые впечатления сохранились до сих пор, как, например, от того случая в море. Дядя взял ее покататься на сёрфе. Уцепившись за край доски и скользя по воде, она отплыла далеко от берега. Когда же песчаная кромка превратилась в белую полоску на горизонте, ей вдруг захотелось отпустить доску и посмотреть, что с ней станет. Просто отпустить и начать тонуть, чтобы увидеть, кто бросится ее спасать. У нее не хватило духа, и, разочарованная собой, она вернулась обратно.

Позже она еще не раз испытывала эту потребность «пропасть». Пропасть, потеряться, чтобы кто-нибудь пришел на помощь. Словно ей постоянно нужны были доказательства того, что она не одна — в сущности, это не глупее, чем молиться.

Когда она познакомилась с Тристаном, то сразу, с первой же ночи, ей захотелось, чтобы он стал ее проводником в открытом море жизни. С тех пор ей не раз доводилось тонуть.

До Тристана лишь однажды Амели была влюблена. Впрочем, теперь она уже не была уверена, что действительно любила того мужчину. Его звали Пьер. В то время она только приехала в Париж и устроилась работать в книжный магазин, чтобы оплачивать свою учебу. Пьер регулярно приходил покупать книги. Он выглядел гораздо старше ее, на вид ему было около тридцати, что не мешало ему быть крайне застенчивым.

— Твой воздыхатель такой неразговорчивый, — как-то раз сказала ей Сесиль, работавшая вместе с ней в магазине.

— Ты кого имеешь в виду?

— А ты как думаешь? Того типа, который только что вышел…

Смутившись, Амели застыла на месте.

— С чего это ты его так называешь? Я с ним совсем не знакома.

— Ты же видишь, что он приходит только для того, чтобы увидеть тебя, разве нет? Он притворяется, что разглядывает книги, а сам подсматривает за тобой.

— Да нет же…

— Вот увидишь, — сказала Сесиль.

Все следующие дни Амели только об этом и думала. Она ничего о нем не знала, он не казался ей особенно привлекательным, но сам факт, что ею интересуются, заинтриговал ее. На удивление, она не понимала, как может кого-то заинтересовать. До сих пор она жила подобно призраку — большинство мужчин просто не замечали ее. Она была красива, но всегда попадала в такие ситуации, когда другие девушки перехватывали мужские взгляды. К слову, созрела она очень поздно, и в то время, как ее подружки уже обрели женские очертания, она все еще оставалась маленькой девочкой. Вся ее юность прошла под знаком этого отличия. Она не сильно переживала по этому поводу, но прожила этот период, не «воспользовавшись» им в полной мере, практически не проявляя интереса к мальчикам, а позже и к мужчинам.

Возможно, именно поэтому она ненавидела быть на виду, чувствовать на себе чужие взгляды. Когда она вела дополнительные занятия для отстающих учеников коллежа, одна мысль о том, что ей предстоит подняться на кафедру и что-то писать на доске, зная, что сзади на нее смотрят, приводила ее в страшное замешательство. Много раз она ловила себя на том, что оттягивает свитер, пытаясь прикрыть ягодицы.

Поначалу она хотела преподавать французский. Потом поняла, что это не для нее, что она не в состоянии находиться под прицелом тридцати пар глаз, оценивающих ее без зазрений совести. Вероятно, именно по этой причине она решила стать преподавательницей младших классов. По крайней мере, дети никогда не подвергнут ее таким пыткам. Да, она любила детей, так как в их обществе чувствовала себя незаметной.

Сколько она себя помнила, она всегда боялась быть на виду. Когда она была маленькой, по дороге из школы ей приходилось проходить мимо террасы кафе, примыкавшей прямо к ее дому, — для нее это было настоящим кошмаром. Там всегда было многолюдно, и всякий раз она ускоряла шаг, чтобы ее не приметили. Но тот же самый страх преследовал ее, даже когда она оставалась одна. Где бы она ни находилась, она постоянно чувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. И, сама не зная почему, представляла, что это взгляд ее матери.