Исаак Зингер - Последний Шлемель, или Рассказы мальчика, выросшего в Варшаве

- Шлемель, я ухожу на рынок, вернусь вечером. И вот я имею сказать тебе три вещи. Очень важные.

- Какие?

- Во-первых, следи, чтобы ребенок не выпал из колыбели.

- Ладно, послежу.

- Во-вторых, не выпускай петуха из дому.

- Так и быть, и за петухом пригляжу.

- В третьих... - И тут мадам Шлемель указала на буфет. - На верхнюю полку я поставила горшок с отравой. Смотри, не съешь по ошибке! От нее и умереть можно.

Обрадовалась женщина, что так ловко муженька провела. А что прикажете делать? Она-то знала: стоит мужу попробовать лишь ложечку, он не остановится, пока хоть капля на донышке останется. А мадам Шлемель задумала приберечь варенье для картофельных оладий, что испечет на Хануку. Праздник-то уже был не за горами.

Только жена за порог, Шлемель принялся качать колыбель и напевать:

Зовут меня Шлемель-большой,

А ты, сынок, еще маленький,

Подрастешь - станут тоже большим кликать,

А как деток народишь - назовут папой,

Я же состарюсь, и звать меня станут дедушкой,

Но все мы как были, так и останемся шлемелями.

Малыш вскоре уснул. Тут и Шлемель задремал, но и во сне продолжал одной ногой качать колыбельку.

И привиделось Шлемелю, будто сделался он самым большим богачом в Хеломе и столько богатства заимел, что не только на Хануку, хоть круглый год ешь оладьи с вареньем. Целые дни проводил он с другими богачами, играя в дрейдл, и был их волчок из чистого золота. Шлемель наловчился так закручивать волчок, что ему всегда выпадала буква "Г" и он оставался в выигрыше. Слава о его удивительном везении разнеслась по всей округе. И вот знатные люди из дальних краев пришли к нему и стали упрашивать:

- О, Шлемель, будь нашим королем!

Шлемель, как мог, отнекивался да отбояривался: дескать, королевство ему без надобности, но иноземцы не отступались, пали перед ним на колени и уговаривали, пока он не согласился. Тогда они враз нахлобучили ему на голову корону и усадили на золотой трон. Мадам Шлемель тоже королевой заделалась и про торговлю, не в упрек ей будь сказано, и думать забыла. Сидела себе день-деньской подле мужа, а между ними на золотом блюде лежал огромный блин, намазанный вареньем. Шлемель откусывал с одной стороны, а мадам Шлемель с другой, на середине встречались.

Пока Шлемель в облаках витал, петух вдруг раскукарекался. Голосок у него

был - ого-го! Что колокол! В Хелме же, если колокол зазвонит - значит пожар. Проснулся Шлемель и аж подскочил с перепугу, да так неловко, что перевернул колыбель. Младенец выпал и ушиб головку. Шлемель нет чтоб ребенка поднять, сразу к окну кинулся, посмотреть, что горит. Окаянный петух словно этого только и

ждал - взял да и выпорхнул в окно!

Стал его Шлемель назад зазывать:

-Вернись, петушок! Смотри, узнает мадам Шлемель про твои проделки, так разбранится - ни тебе, ни мне несдобровать!

Но петух на Шлемелевы уговоры никакого внимания не обратил. Даже головы не повернул. Ушел, как сгинул. А теперь послушайте, что дальше было.

Разобрался Шлемель, что никакого пожара нет, захлопнул окно и вернулся к хнычущему сынишке. У младенца к тому времени выросла на лбу здоровенная шишка. С горем пополам успокоил Шлемель ребенка, поставил на место колыбель, уложил мальчика. И снова принялся его укачивать, напевая:

Был я во сне богачом,

А проснулся - снова бедняк.

Во сне подавали мне оладьи с вареньем,

А наяву достается лишь хлеб с луком.

Был я во сне королем,

Наяву же - просто Шлемель.

Малыш уснул под отцовское пение. А Шлемель задумался насчет своих злоключений. Ясное дело: жена, как вернется, сразу заметит пропажу петуха и шишку на головке мальчика и уж взъярится - хоть из дома беги. Голос у нее, что труба иерихонская, бывало, так разойдется, что муженька от страха трясти начинало. Шлемель, на что бестолковый был, а догадывался: на этот раз попреки да брань как из решета посыпятся.

-И, скажите на милость, что проку в такой жизни? - вздохнул бедолага. Уж лучше вовсе не жить, чем так маяться.

И решил он наложить на себя руки. Решить-то решил, а как к делу приступить - не знает. Да припомнил, что жена, уходя, оставила в буфете горшок с отравой.

-Вот и выход! Чем терпеть стыд и позор, отравлюсь - и дело с концом.

А покойника пусть честит, сколько заблагорассудится. Мертвому уже все нипочем будет.

Шлемель был росточка небольшого и до полки дотянуться не мог. Пришлось ему стул подставить. Достал он горшок и попробовал отраву.

- Коли допекут вконец, так и отрава сладкой покажется, - приговаривал Шлемель, уплетая ложку за ложкой. Он слыхал, что есть яды горькие, а есть сладкие. Кто станет спорить: сладкая отрава - слаще горькой.

С тем он и съел все до капельки. Даже ложку облизал. А дальше получилось вот что.

Слопав полный горшок яду, Шлемель лег в постель и приготовился к смерти. Вот-вот, ждал он, начнет у него нутро жечь, а как все выжжет - тут он и преставится. Но прошло полчаса, час - никаких болей.

- Как медленно действует этот яд, - недоумевал Шлемель.

Тут, как назло, захотелось ему пить, но воды в доме не было. В Хелме воду носили из городского колодца, а Шлемелю было лень туда тащиться.

Вот и вспомнил он, что жена припасла к празднику бутылку яблочного сидра. Конечно, яблочный сидр - угощение дорогое, но стоит ли скупердяйничать, когда жить осталось всего ничего. Достал Шлемель бутылку и выпил все до капли.

А как выпил, и в самом деле в желудке закололо.

- Видно, яд начал действовать, - смекнул Шлемель.

Он был уверен, что пробил его последний час.

- И кто болтал, что умирать плохо? Пожалуй, я непрочь, чтобы меня каждый день такой отравой потчевали, - рассуждал он напоследок

Тут его сморил сон.

И снова привиделось Шлемелю, что он король. На голове у него - целые три короны, одна на другую надеты. Перед ним - три золотых горшка: один с оладьями, другой с вареньем, третий - с яблочным сидром. За троном слуга стоит, случись Шлемелю на бороду капнуть - живо салфеткой вытрет.

И мадам Шлемель тут же на отдельном троне.

- Из всех королей, ты, муженек, самый великий, - нашептывает. - Весь Хелм превозносит твою мудрость. Да что люди, я и сама от счастья таю, что такой муж мне достался. И сынок наш, принц, подрастет - отцом гордиться станет.

Чудесный был сон, а распался, как паутина. Скрипнула входная дверь, и Шлемель проснулся. Глядит, в комнате темно. В хлопотах он и не заметил, как день прошел.

- Шлемель, отчего ты не зажжешь лампу? - услыхал он сварливый голос.

- Никак жена моя вернулась, - пробормотал Шлемель. - Выходит, я жив, раз ее голос слышу. Неужели яд все еще не подействовал?

Хотел он встать, но от страха ноги не держат. А мадам Шлемель тем временем зажгла лампу, огляделась да как раскричится!

- Нет, вы только взгляните на младенчика! У него шишка в пол-лба! Шлемель, а где петух? И кто выпил весь сидр? Нет, вы подумайте, он петуха отпустил, ребенка изувечил, праздничные припасы разорил! Ну что мне с тобой делать, горе ты мое?