Елена Стефанович - Дурдом

Вот и осталось от отца всего-то — серый могильный холмик, да сиротски-скромный памятничек из мраморной крошки… Нет отца. Ушел. Навсегда.

После смерти отца, казалось, остановилось время. Мама ходила на работу, возвращалась домой… Лена исправно домовничала, готовила к приходу матери что-нибудь вкусненькое, возилась в огороде, стирала, но в душе все равно оставалась какая-то черная яма, ничем незаполнимая пустота. Никого не хотелось видеть, никуда не хотелось выходить — ничего не хотелось.

Незаметно подошла осень. И настал день, когда, выйдя утром на улицу, Лена почувствовала, что в мире что-то неуловимо изменилось. Будто после тяжкого болезненного кризиса пошло дело на поправку. А ночью впервые за последние несколько месяцев к ней пришли стихи.

Лена и мама стали заметно добрее друг к другу, внимательнее, бережнее: ведь у них в жизни никого больше не осталось. Отца вспоминали почти поминутно. Не могли простить себе, что только после смерти узнали, насколько он был обречен.

При вскрытии выяснилось, что у отца был запушенный рак желудка с метастазами во многих органах. Как сказал патологоанатом, вряд ли бы он еще протянул полторы-две недели, умер бы просто от истощения. Этот хирург из морга был поражен, что у человека в таком состоянии не было пенсии по инвалидности, и он даже нигде не лечился. Судя по всему, его мучили страшные боли, и непонятно было, как он их терпел. Так вот и терпел — запивая водкой… Эх, ничегошеньки нельзя в жизни вернуть назад!

…Уже в конце сентября, дописывая мелким убористым почерком в еще одну общую тетрадь несколько десятков новых стихов, Лена как-то неожиданно и буднично сказала себе: "Пойду-ка я завтра в редакцию"…

Видимо, это решение созрело давно. Несколько лет назад, когда она еще училась в школе, стихи ее печатались в областных газетах, она начинала юнкорить на радио, телевидении. Потом стало не до прессы.

Утром Лена встала вполне спокойной и, как ни странно, уверенной в успехе своего предприятия. Впервые за много дней подошла к зеркалу, тщательно причесалась, внимательно вглядываясь в свое отражение… Ну, что же, далеко не красавица, конечно, но у нее светлое тонкое лицо, ясные серые глаза и, кажется, вполне внушающий доверие облик. Как встретят ее в редакции областной молодежной газеты? Понравятся ли там ее стихи? Думать об этом не хотелось: пусть будет, что будет!

На шестой этаж солидного серого здания в центре города, где помещалась редакция молодежки, она поднималась пешком. Лифт для этого не годился: слишком коротким, легкомысленным, что ли оказывался путь.

С замирающим сердцем шла она по коридору, вглядываясь в таблички на дверях кабинетов. Так, вот это, кажется, именно то, что нужно, — "отдел литературы и искусства".

Куда-то несшийся на всех парах по коридору парень с пачкой исписанных листов в руке, приостановившись, спросил:

— Вы к кому?

— Да я не знаю, — смутилась Лена. — Я тут вот стихи принесла…

— Стихи? Тогда ко мне! Прошу! — и, галантно открыв перед Леной дверь, застыл в сторонке.

— Садитесь! — плюхнувшись в потертое кресло, радушно предложил парень. И представился:

— Меня зовут Сергеем, фамилия моя — Кошкин. Но вы не бойтесь: я, хоть и Кошкин, молодых поэтов, как мышей, не ем…

Лена улыбнулась. Ей сразу по душе пришелся этот веселый, общительный парень. Невысокого роста, веснушчатый, с улыбкой от уха до уха, белозубый, он невольно вызывал на откровенность.

Лена решилась…

— Знаете, я бы хотела, чтобы прежде, чем мы с вами начнем разговор, вы почитали эти стихи. Ну хотя бы некоторые, — и протянула Сергею толстую тетрадь.

Кошкин углубился в чтение… Время от времени он хмыкал, поднимая на Лену удивленный взгляд.

Наконец был перевернут в тетради последний листок.

Лена сидела, боясь поднять глаза. Ну, что он ей скажет, этот рыжий парень в клетчатой рубахе с распахнутым воротом? К чему приговорит?

А Сергей молча размышлял, барабаня пальцами по столу. Молчание затягивалось.

— Здесь — все стихи ваши? — неожиданно спросил он.

Лена обиженно вздернулась:

— А чьи же еще? Мои, конечно! Неужели я вам чужие стихи потащила бы?

— Таскают и чужие… Да не кипятись ты, не кипятись! — неожиданно перешел на "ты". — Я ж не о тебе… Просто, знаешь, стихи у тебя хорошие. И есть даже очень хорошие! Честное слово! — добавил он и засмеялся, увидев, как недоверчиво вытянулось у Лены лицо. — Точно говорю! Можно, конечно, в твоих виршах блох наловить, знаешь, сколько? — Да ведь не в блохах дело! Я ведь все наши поэтические дарования вроде бы как наперечет знаю, уж такая у меня работа, а вот о тебе — никогда не слышал. Ну, рассказывай, в каких ты подпольях от литературной славы скрывалась?

Лена еще раз замешкалась на миг: что рассказывать? Правду? Мол, так и так, я тут несколько лет на псишке отбыла, а теперь вот решила несколько изменить жизненную ориентацию, в литераторы податься?… Ну а врать — какой смысл?

И она начала рассказывать о себе, о жизни своей нескладной… Слушал Кошкин, буквально не шелохнувшись. Сидел и смотрел прямо в ее глаза. Лене боязно было только одно: а вдруг все-таки не поверит?

Поверил… Встал, походил по кабинету, засунув руки в карманы штанов. Постоял у окна, глядя, как в типографии разгружают машину с тяжелыми рулонами бумаги. Снова пошел кругами по комнате… Наконец, остановившись перед нею, в упор спросил:

— Ну, а что ты сейчас делать собираешься? Вот в самом ближайшем будущем? Как свою жизнь дальше-то планируешь?

Она, вся вспыхнув, пожала плечами:

— Я и сама не знаю… Боюсь уже планы строить…

— Хо-ро-шо… — протянул Кошкин. И опять о чем-то призадумался.

— Слушай, а ты не хотела бы поработать в нашей редакции? Для начала — пока курьером, это совсем не трудно. А дальше будет видно.

Лена, потеряв от неожиданности дар речи, только хлопала глазами. Наконец проговорила:

— Я — к вам? В редакцию… работать? Меня к вам возьмут?

Кошкин расхохотался:

— Ну, это уж моя забота! Возьмут, возьмут… Значит, так давай договоримся: ты сейчас иди домой, редактора сегодня уже не будет, его на бюро обкома комсомола вызвали. Я с ним завтра с утра поговорю. А ты с документами приходи часикам к одиннадцати, хорошо? Только не опаздывай! Да, и еще хочу у тебя попросить: может, ты мне оставишь на денек свою тетрадочку? Хочется еще раз почитать, повнимательнее.

— Да берите! — взмахнула рукой Лена. — Берите, читайте сколько нужно.

И, как на крыльях, помчалась домой… Что-то прямо сказочное, неожиданное какое-то везение! Так не бывает…

В ответ на радостное сообщение дочери мать предпочла отмолчаться. Видно, не очень-то ей верилось, что среди пишущих нашлись люди, которые поверили в способности дочери, оценили их.