Шемас Маканны - Мои рыжий дрозд

— Дурно мне, дурно! — плаксиво жаловалась она ухаживающей за ней Анне.

Салли с каждым днем все больше привязывалась к этой приятной, красивой, не по годам развитой девочке. Теперь они часто бывали вместе, и из откровенных рассказов Анны она узнавала о ее отношениях с Гилли, с каждым днем все более близких. Ну что же, пусть, решила она для себя раз и навсегда, все это мне только на руку. Может, Гилли даже не заметит подмены.

Шамаш ждал «вооруженного ограбления» с не меньшим нетерпением. Для него это был еще один шаг на пути к вечной жизни. Ведь если жить очень долго, как он думал, на родине его воцарятся мир и покой, и он сможет вернуться туда.

Время шло. Настало лето, зазеленела трава в городских скверах, и Гилли был отправлен на курсы в Гэлтахт. Анна жила в соседней деревне, в двадцати минутах быстрой ходьбы. Вернувшийся из Греции Лиам навестил их там и сообщил, что группа «Алтерд бойз» получила приглашение выступить где-то в Северной Ирландии на фестивале молодежных ансамблей. Взволнованные, они вернулись домой и начали готовиться к выступлению.

Салли Хоулм тоже готовилась. Вернувшись в свои владения, она наняла рабочих, которые за довольно скромную сумму согласились отремонтировать левый флигель большого дома, где, как она решила, они уединятся с Гилли после ее выхода из больницы. Сама же она проводила почти все время в яблоневом саду, упражняясь в стрельбе. Привязав к веткам деревьев бутылки, она дожидалась порыва летнего ветра, полного прохладных ароматов, и стреляла по «движущимся мишеням», с каждым днем все больше совершенствуя свое мастерство. Скоро она попадала в молочную бутылку с пятидесяти шагов.

О предстоящем выступлении Гилли решил доктору ничего не говорить, но тот все равно откуда-то узнал. Незадолго до этого в газетах как раз писали, что во время концерта где-то в Северной Ирландии группа террористов стала стрелять в танцующих (наверное — в протестантов), прибыла полиция, завязалась перестрелка, раненых увезли в больницу, а все музыканты были убиты (их вероисповедание указано не было). С газетой в руках он помчался к Салли, которая уже знала от Анны о готовящейся поездке.

— Ну, что вы скажете, может, мне просто запретить ему ехать? — Доктор был заметно взволнован.

В ответ Салли стала говорить что-то о чувстве долга, о живущей в крови каждого уроженца Ирландии (это она так тонко обошла проблему своего английского происхождения) готовности к подвигу и в заключение почему-то посоветовала доктору Макгрене вспомнить ее брата Джорджа, с которым тот даже не имел чести быть знакомым.

Не встретив у Салли должного понимания, Шамаш отправился к сестре Бонавентуре. Узнав от него о страшной опасности, которой готов подвергнуть себя Гилли, она заплакала, запричитала что-то о «бедном храбром мальчике» и отправилась в Лурд поклониться богоматери. Вернувшись, она вызвала Гилли в свою комнату, долго пугала его ужасами тревожных будней Северной Ирландии и в заключение благословила на подвиг. Гилли принял благословение вполне достойно, в глубине души уверенный, что все, о чем пишут в газетах, — сплошные выдумки и что ни о какой реальной опасности нет и речи.

— Да если бы они там вправду стреляли из-за каждого угла, нас, наверное, не позвали бы выступать, — сказал Лиам, когда они между собой обсуждали эту проблему. Эдан молчал, тайно надеясь, что им повезет и они смогут увидеть хоть какой захудаленький взрывчик.

15.07

Сволочи! Они все-таки ушли. Просто взяли и ушли, даже недослушав его. Но этого мало, из-за них он потерял время и теперь опаздывал. Опаздывал, как школьник. Если бы в день убийства Садата та машина тоже так вот опоздала, может быть, все пошло бы по-другому, подумал он, мрачно усмехаясь. Он выбежал на площадь и оглянулся. Никого. На всякий случай он поднял вверх руки и приветственно помахал ими. Никто даже не повернул головы в его сторону. Редкие прохожие усердно делали вид, что спешат по неотложным делам. Вынырнувшее из-за ратуши солнце ударило ему прямо в глаза, и он сощурился. Раскинув руки в стороны, Шемас начал медленно кружиться, но внезапно остановился, услышав усиленный рупором голос полицейского:

— Водитель машины номер 2Ф-2608! Немедленно пройдите к автомобилю! Водитель машины 2Ф-2608! Займите свое место в кабине!

Все понятно! Опять какой-то идиот с Юга припарковался около «Контролируемой зоны». Да, у нас тут так, подумал Шемас с гордостью, у нас тут жизнь серьезная, могли бы знать, куда едете.

Откуда-то со стороны Водяной улицы показался растерянный немолодой священник с багровым лицом.

— Простите, сэр, что-то не так с моей машиной? Что я должен сделать?

— Немедленно уберите отсюда вашу машину, святой отец, — голос полицейского постепенно смягчился. — Разве не знаете, что парковаться можно только на специальной стоянке?

Священник презрительно пожал худыми плечами, но подчинился.

Шемас опять раскинул руки в стороны и начал вращаться. Когда четыре угла площади слились в его глазах в одну пеструю полосу, он резко остановился и поднял голову вверх. Мостовая качнулась вправо, и он упал. Так он и лежал, откинув в сторону руку, запрокинув голову, как пьяный. И никому не было до него никакого дела. Так он и лежал. Вся жизнь его была ложью. Так он и лежал, он был слаб, пуст и никому не нужен.

— Да ну, Шемус, неужели это вы?!

Он поднял голову и увидел, что к нему медленно подходит мальчишка в яркой майке. Шемас прищурился.

— А что ты здесь делаешь, Михал?

— Ой, Шемус, мы же не в Гэлтахте сейчас, могли бы говорить и по-английски.

Шемас сел, и Михал стал рядом с ним, широко улыбаясь.

— Вы совсем не изменились, правда. Я так и думал, что вас тут встречу. Знаю, вы где-то тут живете. Но я, конечно, не думал, что увижу, как вы лежите прямо на мостовой. Пригласите меня к себе выпить чаю в честь нашей старинной дружбы?

Шемас пожал плечами.

— Ну, можно, если ты хочешь. Но ты здесь, наверное, не один…

— Да вы, правда, подумали, что я к вам пойду домой?! Небось живете с каким-нибудь таким же вонючим педиком, как вы сами? Я все помню, что вы мне тогда рассказывали. А я здесь с родителями. Они сейчас за обедом здорово поддали, и их совсем развезло от жары. Они сейчас там отдыхают. — Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — А я пил один томатный сок и решил пока пройтись. Вдруг, вижу — вы лежите. Неужели, думаю, от сока тоже бывают галлюцинации. А потом понял, что это не я пьян, а вы. И вы все такая же дрянь, каким были в Гэлтахте.

Шемас поднялся с земли и начал тщательно отряхиваться. Михал молча наблюдал за ним, прищурив глаза.

— Ты здесь долго пробудешь? — спросил наконец Шемас.

— Не знаю. Я сегодня вечером хочу пойти на этот концерт. А там видно будет…