Мирча Элиаде - Без юности юность

— Я лингвист. Специально изучал романские языки. И бывал в Румынии. В Пьятра-Нямц тоже, — добавил он, улыбаясь. — В студенческие годы… A propos, кафе «Селект» еще сохранилось?

— Конечно! Это же исторический памятник. Его посещал сам Калистрат Хогаш — возможно, вы о нем слышали.

— Еще бы!

— Он посещал «Селект» с тысяча восемьсот шестьдесят девятого по восемьдесят шестой, пока был тут учителем. Есть и мемориальная доска… Ваша комната номер девятнадцать, третий этаж. Поднимитесь на лифте.

— Наверное, я сначала загляну в «Селект». Это недалеко. За час — полтора обернусь.

Дама в некотором удивлении взглянула на него поверх очков.

— Не простудились бы. Намело сугробов, и снова обещают снег.

— Час, самое большее — полтора, — повторил он с улыбкой. Минут через десять он убедился, что дама была права: ему пришлось прокладывать путь сквозь снежные заносы. Но ближе к кафе тротуар был расчищен, и он прибавил шагу. У дверей остановился — перевести дух, подождать, пока уляжется сердцебиение, — и вступил в знакомый запах пива, свежесмолотого кофе и дешевых сигарет. Прошел сразу в дальний зал, где они некогда собирались. Там было почти пусто, только за одним столиком трое допивали свои кружки. «То-то всего одна лампочка горит под потолком, — подумал он, — экономят электричество». Сел на мягкую скамью у стены и уставился в пустоту, поджидая официанта и еще не зная, что заказать — тоже кружку пива или бутылку минеральной и кофе. Скоро троица с шумом задвигала стульями, поднимаясь из-за стола.

— И на сей раз ни к какому выводу мы не пришли! — воскликнул один, обматывая шею серым шерстяным шарфом.

— Вот то-то и оно! — подхватил второй.

— Вот то-то и оно, — согласился третий, хмыкая и со значением поглядывая на товарищей. — Поняли намек?

Оставшись один, он засомневался, стоит ли ждать официанта, — и тут ему показалось, что кто-то робко, боком подвигается к нему, бросая на него пытливые взгляды. Только вблизи он узнал подошедшего — это был Ваян.

— Вы, учитель? — воскликнул тот, обеими руками сжимая и тряся его руку. — Слава Богу, вернулись! Значит, поправились. — И крикнул через плечо, не выпуская его руки: — Доктор! Сюда, скорее, маэстро вернулся!

В два счета вся компания, во главе с доктором Некулаке и с Никодимом: в левой руке бутылка «Котнарского», в правой — недопитый стакан, — ворвалась в зал. Они теснились вокруг него — каждый хотел протолкнуться поближе — и на все лады повторяли его имя. Он был так растроган, что боялся прослезиться, и решил перебороть слезы смехом.

— Итак, — выговорил он, — история начинается сначала. Вы мне снитесь, а когда я проснусь, окажется, что только тогда и начинается сон. Как в той притче у Чжуан-цзы, про бабочек.

— У Чжуан-цзы? — тихо повторил Ваян. — Притча про бабочек Чжуан-цзы?

— Я же столько раз ее вам рассказывал! — напомнил он, вдруг приходя в веселое расположение духа.

Из глубины комнаты раздался голос:

— Пошлите кого-нибудь оповестить Вету.

Он крикнул:

— Оставьте Вету в покое! При чем тут Вета! Я и так прекрасно понимаю, что это сон и что через минуту-другую проснусь!

— Не волнуйтесь, дорогой Доминик, — сказал доктор, кладя руку ему на плечо. — Вы через столько прошли. Не волнуйтесь.

Он снова рассмеялся, потом начал, осторожно, словно стараясь не обидеть их:

— Я знаю, что такая наша встреча и все, что за ней последует, могло бы на самом деле произойти в декабре тридцать восьмого…

— Все на самом деле, учитель, — возразил Ваян. — Сегодня двадцатое декабря тридцать восьмого года.

Он взглянул на Ваяна с жалостливой иронией.

— Я даже боюсь вам сказать, какой сейчас год для нас, остальных, для тех, кто живет вне этого сна. Как бы не проснуться от такого усилия.

— Но вы не спите, Доминик, — заметил доктор, — вы просто устали… — И добавил: — Да и вид у вас очень усталый.

— Ну ладно! — взорвался он, теряя терпение. — Знайте же, что между двадцатым декабря тридцать восьмого года и сегодняшним вечером кое-что произошло. Вторая мировая война, например. Вы не слыхали про Хиросиму? Про Бухенвальд?

— Вторая мировая война? — спросил кто-то, стоящий поодаль. — Да, мы на волосок от войны.

— Тут так много всего случилось, пока вас не было и вы не давали о себе знать, — вступил Никодим. — Прошли обыски. Рылись у вас в библиотеке, что-то забирали…

— Помню, помню, — отмахнулся он. — Я им сказал, какие книги выбрать, они мне все привезли. Но это было давно, очень давно…

Его стало раздражать, что он не может проснуться. Ему уже хотелось вырваться из этого сна.

— Где мы вас только не искали, — раздался чей-то знакомый голос. — Доктор так даже по больницам искал.

— Мы прослышали, что вы попали в Бухарест, — сказал Некулаке, — и что вас там с кем-то спутали.

— Так оно и было, — кивнул он, — именно так. Спутали, потому что я сбросил не один десяток лет… — Он с минуту помедлил, потом продолжал с плохо скрытым торжеством, напустив на себя загадочность: — Теперь я могу сказать вам всю правду. В меня ударила молния, попала в самое темя — и я от этого омолодился. Я стал выглядеть лет на двадцать пять — тридцать и с тех пор не изменился. Уже тридцать лет я не старею…

Заметив, что они переглядываются, он с досадой передернул плечами, деланно хмыкнул.

— Знаю, вам трудно в это поверить. Но если бы я вам рассказал, сколько* всего еще со мной случилось, тоже из-за молнии, сколько восточных языков я выучил — да мне их даже учить не приходилось, просто оказывалось, что я ими владею. Я вам признаюсь, потому что это сон и никто ничего не узнает.

— Это не сон, Доминик, — мягко сказал Никодим. — Вы здесь, среди друзей, в нашем кафе. Мы так это себе и представляли. Когда наш Доминик поправится, говорили мы, когда придет в память и возвратится, вот увидите, первым делом он отправится в «Селект».

Он засмеялся было, но вдруг обвел компанию напряженным взглядом, как будто испугался, что проснется именно в этот миг и потеряет их всех без возврата.

— Если бы это был не сон, вы бы знали про Хиросиму и водородную бомбу, и про Армстронга — про американского астронавта, который высадился на Луне этим летом, в июле.

Они все молчали, не смея даже переглянуться.

— Значит, так оно и было, — наконец пробормотал доктор. — Вас с кем-то спутали…

Он хотел ответить, но почувствовал, что устал, и прошелся ладонью по лицу.

— Это как в той истории у… у китайского философа, ну вы знаете, я вам ее тысячу раз рассказывал…

— У которого философа, учитель? — спросил Ваян.

— Ну я же давеча вам говорил, — занервничал он. — Имя выпало из головы. История с бабочками… В общем, она слишком длинная, не хочется еще раз повторять…

Все его тело налилось непонятной тяжестью, и на миг он испугался, что потеряет сознание. «Но, может, оно бы и к лучшему, — подумалось ему. — Потеряю сознание, зато проснусь…»