Андрей Малыгин - Зеркало, или Снова Воланд

Валерий Иванович бросил взгляд на часы. Большая стрелка уже успела пробежать тридцать три маленьких деления, отсчитывая время нового дня. Была глубокая полночь.

Затушив безжалостно сигарету, он рассеянно посмотрел на листы неоконченного доклада.

Нет, продолжить работу сейчас он был просто не в состоянии. Рабочий настрой и душевное равновесие с вторжением этих странных посетителей, словно сраженные внезапным недугом, окончательно заболели и умерли. Ну да это еще полбеды. Завтра за целый день можно будет еще наверстать. Благо, что осталось лишь, обобщив изложенный материал, сделать четкие выводы, поставить конкретные задачи и определить пути их решения. Все ясно, как божий день, да и знакомо по давней работе в комсомоле.

Мысли хозяина квартиры потекли спокойнее.

Да, недостатков в жизни хоть отбавляй. Причем всегда, везде и во всем. И ничего уж тут не попишешь, раз люди несовершенны и буквально на каждом шагу ошибаются. Как говаривал один знакомый юрист: «Был бы человек, а статейку ему всегда найдем!» Ничего удивительного, элементарно. Сами, граждане, знаете: было бы желание, можно придраться и к фонарному столбу или даже к собственной тени.

Для полноты информации здесь следует отметить, что хозяин квартиры, можно сказать, был мастером по написанию всяких разных докладов и выступлений. Потому, что писал их уже давно. А опыт в жизни — вещь неоценимая, твой первый друг, помощник, твой верный путеводитель. А, во-вторых, он всегда стремился соблюдать непременное дипломатическое правило: и чтобы овцы были целы, и волки сыты. Знать и использовать слабости людей — великое дело. И тогда все будет в полном порядке. Ну и, наконец, элементарно — имел способности логично и грамотно излагать мысли на бумаге. Что, согласитесь, меньше правило, чем исключение и дается отнюдь не каждому.

Он отчетливо понимал, что любое выступление должно содержать две обязательные части. Первая, в самом начале, для трудящихся масс, для народа, где нужно с непримиримой критикой обрушиться на процветающие недостатки. А вторая, в конце — для руководства. И здесь ты уже, несмотря на нелицеприятные факты (ну а у кого их, граждане, нет?), должен отметить, а еще лучше и жирно подчеркнуть, всю плодотворную работу и достигнутый в результате этой работы прогресс. Ведь в жизни не бывает всегда или только плохо, или только хорошо! А где же, скажите, те самые полутона, из которых как раз и соткан весь окружающий нас мир?

Таким образом, схема получается очень и очень проста. Вначале лей своей критикой бальзам на раны всегда недовольных людей и яд на душу начальства. А затем, говоря о достижениях, исцеляй ущемленное самолюбие «самого» и его окружения и успокаивай растревоженные раны народа. Совсем без критики, как советовал наблюдательный и мудрый Карнеги, не получается. Не то сейчас время и не те установки! Гласность — это в первую очередь необходимость вынести сор из избы. Вернее, не весь и не сразу, а постепенно, но непреклонно.

И все здесь зависит от пропорций применяемых смесей. Если ты налил порядком яда, а бальзама пожадничал, знай, что подобный факт к хорошему не приведет, и большинство из присутствующих, определенно, подумает, что ты жуткий склочник и карьерист. Если же ты чуть брызнул яда, а лил почти один бальзам, тебя уж точно сочтут беспринципным подхалимом. Ну а если же в состав коктейля ты ввел достаточно много яда, а затем добавил весомую порцию бальзама, считай, что ты поступил прозорливо и мудро. И вероятнее всего возобладает мнение, что ты вполне принципиальный и не менее справедливый человек. В результате чего твои позиции в глазах обеих сторон лишь только упрочатся. Всегда ведь больше запоминается то, что сказано в конце выступления. Таково уж свойство человеческой памяти. А меч, занесенный над твоей головой в начале выступления, мягко скатится в ножны и замрет, как только ты поставишь последнюю мажорную точку.

Эх, если бы все, кто так эмоционально порой выступает с трибуны, знали столь непреложное правило! Многие бы из них не оказались такими наивными самоубийцами.

«А неплохо бы сейчас выпить полстакана водки?!» — внезапно промелькнуло в его голове, и хозяин квартиры тут же уронил вопросительный взгляд на холодильник. Там, на нижней полке двери, скучала уже распечатанная и наполовину опустошенная бутылка «Столичной». Наверняка холодная. А чуть повыше и напротив нее, бок о бок с солеными грибами, открытая банка импортных огурцов. Огурчики были, как на подбор: маленькие, с пупырышками, приятно похрустывали на зубах. Особенно если к отварной картошке да с подсолнечным маслом… Ух!..

Валерий Иванович непроизвольно сглотнул накопившуюся слюну. Да, соблазн был велик. Но… так поздно ночью, когда и новый день-то уже начался, да и времени?..

Он опять взглянул на часы.

Боже мой! Без десяти час! А ведь к семи тридцати на директорский обход, а в девять — уже оперативка в парткоме с секретарями парторганизаций. И так все дни напролет…

Шумилов Валерий Иванович четвертый год работал секретарем парткома на одном из крупных машиностроительных предприятий. Уже совсем скоро, через три недели, в самый канун октябрьских праздников он отметит свое сорокалетие. Еще сорок или уже сорок, как ведь на это посмотреть. Вроде бы и немало, но, глядя на своего генерального, которому не так давно, в августе справили шестьдесят, он чувствовал себя еще совсем мальчишкой.

Да, до пенсионного возраста, когда на законном основании ты можешь выйти «в тираж», еще и палкой не докинуть — целое двадцатилетие. Целое море времени. Подумать только: две тысячи седьмой год… Третье тысячелетие… Просто фантастика!.. Да и какой смысл пытаться туда заглянуть, ведь жизнь на этом не кончается. Правильно говорят: всему свое время. Вот и директор, отметив юбилей, на отдых, похоже, не собирается. Цветет и пахнет, полон сил и энергии. А на чествовании в присутствии начальников цехов и отделов завода во всеуслышание заявил: «Многие, я знаю, поговаривают, что Орлов, мол, после юбилея на пенсию вскоре уйдет. Напрасно ждут!.. Мы еще поработаем. Как говорят, деревья умирают стоя!.. Так что должен, друзья мои, вас разочаровать, не тешьте себя пустой надеждой. А кому не нравится — скатертью дорога!..»

Все это было сказано со злым оптимизмом и явным вызовом. Что породили тогда слова генерального в душах присутствующих людей — одному только богу или черту известно. Но при желании по их лицам можно было прочесть очень и очень многое.

Да… время изменилось, меняются и люди. После апреля восемьдесят пятого вроде бы не так уж и много времени-то прошло, а люди уже не те… Сложнее с ними работать. Не как раньше. Бояться стали меньше, а говорить — больше. Вон один только Сердюков сколько крови попил. И как таких секретарями выбирают?! С ним на оперативках и разговаривать-то не хочется, потому что в любой момент можно ожидать подвоха в виде какого-нибудь заковыристого вопросика. Терпение с ним нужно железное, а нервы — просто стальные.