Екатерина Кариди - Бывшая любовница

- Это тебе Ань.

Потом открыла крышку под мелодичный перезвон показала всем лежавшие внутри бабки и подмигнула:

- А это для Андрея.

Протянула Ане со словами:

- Будешь потом хранить в ней цацки.

Анна не ожидала, растрогалась. Последнее усилие, пожелать Андрею счастья.

А он нежиданно перегнулся через стол, как будто хотел схватить ее. Маша инстинктивно подалась назад. И тут со всех сторон загремело:

- Горько!

Все хлопали, смеялись и кричали, и Маша кричала:

- Горько!

Хлопала вместе со всеми и смеялась, глядя, как целуются жених с невестой.

***

- Горько! Горько! - кричали снова и снова.

Звучала музыка. Шум, толчея. Если она хотела незаметно уйти, то это следовало делать прямо сейчас. Вышла быстро, так, словно за ней гнались, с мрачной мыслью, что из ресторана удирает уже не в первый раз. Традиция, можно сказать.

Но она сделала, что хотела, закончила тут все.

Что творилось в тот момент в сердце? Маша не знала теперь, осталось ли оно у нее вообще, это самое сердце. Боль в душе осталась и в груди пустота.

Зато теперь все позади. Смогла.

***

Когда вокруг наконец перестали орать «горько», и он смог оглядеться по сторонам в поисках Машки, и не увидел ее в зале! Что с Андреем было, он в тот момент, и сам не знал. Но как будто разом померкло все. Словно пол души оттяпали.

Вот когда накатила дикая досада, злость от бессилия. Его выкручивало от желания рвануть искать ее, а приходилось изображать счастливого новобрачного, сидеть за столом и улыбаться. Улыбаться, бл***! Когда в груди все клокочет от душевного дерьма!

А главное, все как сговорились, ему даже в туалет одному выйти не удавалось, обязательно кто-нибудь увязывался. Потом стоял снаружи, чувствуя себя безумно одиноким в этой толпе, курил. Простая фраза сорвала с катушек.

Кто-то из другой компании припомнил «девушку в красном» и сказал:

- Какой-то счастливец же ее трахает!

Кого он бил, что орал, с кем дрался...

Потом напился вдрызг на пару с авторитетным «тестем» - дядькой.

Дальше он просто ничего не помнил.

Невеста в эту ночь жениха не дождалась.

Самолет был в ночь. Маша успела мысленно сто раз поблагодарить отца за то, что сделал ей билеты в оба конца. Молчаливая подавленная мама провожала ее. Взгляд какой-то затравленный, виноватый. Уже перед самой регистрацией мама вдруг выдала:

- Прости меня дочь.

- За что, мам? - удивилась Маша.

- За то, что на тебе сейчас лица нет, девочка моя. За то, что не уберегла я тебя...

Маша, которая до того и впрямь глубоко ушла в свои мысли, заставила себя встряхнуться. Мысленно выругалась. Это ж надо было так забыться! Ведь от ее дурного настроения, зависит в том числе и состояние матери. Развела тут перед самым отъездом мрачность как на похоронах.

- Мам! Ну ты о чем сейчас? У меня просто был трудный день, устала, набегалась, вот высплюсь, и все будет замечательно-прекрасно!

Сказала и, что самое главное, сама вдруг поверила. И мама, искавшая что-то в ее глазах, видимо, нашла. Потому что выдохнула с облегчением:

- Ну ты не обижаешься на меня, дочь?

- Я? нет. Конечно!

- Ладно, тогда... Езжай, пусть у тебя там все хорошо сложится.

Еще кое-что поняла Маша, ведь она уедет, а мама-то одна остается. Да, у нее подружки, соседки, но это совсем не то! Потому резко свела брови и скомандовала:

- Так, ты без меня не тут не раскисай. Я как немного осмотрюсь там, сниму квартиру и заберу тебя.

Надо было видеть как вспыхнули надеждой глаза матери. И гордость такая, и детская радость.

- То-то же, - подумала Маша, а вслух сказала: - И чтоб я такого упаднического лица у тебя больше не видела.

Великая сила ответственность за других, сразу отошли на второй план собственные проблемы и обиды. Поговорила еще с мамой, а потом началась регистрация.

***

Суета, мытарства с багажом, нудная очередь, досмотр на рамке.

Но спустя час Маша уже сидела в кресле у иллюминатора. Самолет стал выруливать на взлетную полосу, а она смотрела на горевший неоновыми огнями ночной город детства. и вдруг поняла, что улетает ведь навсегда. И больше сюда не вернется.

Так странно, еще месяц назад и в мыслях не было, что ее жизнь так изменится. Будущее виделось совсем иначе. Наверное, подумалось Маше, цыпленок, расставшись со своей родной скорлупой то же самое ощущает.

А лайнер пошел на взлет, набрал высоту. И вроде можно расслабиться, отпустить себя после стольких дней напряжения. Все сделала, уложилась в срок, успела, есть даже за что похвалить себя.

Маша откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Поспать.

Но то ли от усталости, то ли от перенапряжения, сон не шел. И чувствовала она себя как после ампутации. Опустошение полное, а выгоревшее нутро словно золой присыпано.

Но это сверху. Душа-то у женщины многослойная. Чуть-чуть позволила себе отодвинуть шторку, а там... Девушка в красном платье кричит:

- Горько!

У нее сердце в клочья, а она хлопает в ладоши и смеется, глядя как...

Из-под прикрытых век блеснули слезы.

Эту шторку открывать нельзя.

Все-таки молодой здоровый организм берет свое. Хоть Маше и казалось, что от душевной пустоты вообще не уснет, а сон пришел быстро. Проснулась уже когда объявили пристегнуть ремни, и самолет пошел на посадку.

В аэропорту Машу встречал отец. Вроде утро раннее, у нее глаза толком не разлепляются, а он свеженький, выбритый, аккуратный. Маша разом приосанилась, чтобы не выглядеть рядом с ним расползшейся квашней.

И как-то вдруг подумала, она ведь толком и не знала отца. Родители разъехались, когда ей было тринадцать. Но и до того она с трудом могла вспомнить что-то, что характеризовало бы его, разве что из детства. Детство она помнила хорошо. И сильного надежного папу.

Это потом почему-то в памяти были одни ссоры родителей, их взаимные обвинения. Почему так? Возможно, потому что мать всегда отгораживала ее от него, и Маша видела происходящее ее глазами? Трудно сказать, да и не хотела она судить никого. Маше всегда больше нравилась миссия миротворца.

Все это пронеслось в голове мгновенно. Вместе с мыслью, что перелет оставил все происходившее накануне словно в каком-то другом мире. А здесь ждала новая жизнь, в которую ей предстояло окунуться уже сегодня.

Однако сначала надо было получить багаж.

- Ну, и где твои сорок чемоданов? - не удержался отец, увидев всего два чемодана. - Это все?

А попробовал покатить, еле сдвинул с места.

- Кирпичей, что ли насовала?

Ей хотелось спрятать улыбку. Чемодана вышло всего два, зато как утрамбованы!

По дороге папа деликатно не задавал лишних вопросов, хотя и поглядывал на дочь проницательным взглядом. И Маша была благодарна возможности не ворошить сейчас неприятные моменты из своего прошлого. Поэтому не удивительно, что разговор у них зашел о работе.