Элис Манро (Мунро) - Плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет (сборник)

Впрочем, этот, похоже, кое-что соображает. Вроде бы понял, что она без сил и в некоторой растерянности.

– Джун тоже там? – спросил он. – Джун – это моя мама.

Его волосы были того же цвета, что и у Джун, – темно-русые с золотом. Они у него были довольно длинные и с пробором посередине, расчесанные на обе стороны.

– И Мэтт тоже? – спросил он.

– Да, и он, и мой муж.

– Нехорошо.

– Да нет, что вы, – сказала она. – Они меня звали. Но я сказала, что подожду здесь.

Нил приводил, бывало, домой то одного, то сразу двоих своих мапров, чтобы они под его руководством стригли газон или что-нибудь красили, пилили-строгали. Полагал, что это им полезно – быть принятыми в чьем-то доме. Джинни иногда с ними затевала флирт – весьма, впрочем, невинный, не попрекнешь. Просто дружески с ними разговаривала и давала им заметить мягкую юбку и аромат яблочного мыла. Нил перестал водить их домой не поэтому. Просто ему сказали, что это противоречит правилам.

– И что, долго уже тут ждете?

– Даже не знаю, – сказала Джинни. – Я не ношу часов.

– Нет, правда? – удивился он. – Я тоже. И между прочим, я первый раз вижу, чтобы кто-нибудь тоже не носил часов. А вы что, никогда их не носили?

– Нет, никогда.

– Вот и я тоже. Вообще никогда. Как-то даже и не хотелось. Не знаю почему. Вообще – не хотелось, и все тут. А я вроде как все равно знаю, который час. С точностью до пары минут. До пяти минут самое большее. К тому же я знаю, где все уличные часы висят. Еду, скажем, на работу, а сам думаю: вот, сейчас проверю – ну, вы меня поняли, чтобы вроде как удостовериться. Знаю, что первое такое место – это будут часы на здании суда, они видны, если смотреть между домами. И разница всегда не больше чем минуты на три, на четыре. Иногда кто-нибудь из обедающих спросит: не знаете, который час, и я им говорю сразу, не глядя. А им даже и невдомек, что у меня на руке часов нет. Но я, конечно, по-быстрому проверяю – на кухне-то у нас часы имеются. Но ни разу мне не пришлось возвратиться и сказать, что, мол, ошибочка вышла.

– У меня тоже это получается. Ну, иногда, – сказала Джинни. – Наверное, когда не носишь часы, вырабатывается особое чувство времени.

– Ага, это уж точно.

– Ну, и как вы думаете, сколько времени сейчас?

Он усмехнулся. Бросил взгляд на небо:

– Где-то к восьми уже. Минут этак без шести-семи восемь. Но у меня тут, правда, есть зацепка. Я знаю, когда вышел с работы, плюс потом я зашел за сигаретами в «Севен-илевен», поговорил пару минут с ребятами, а потом на велике домой. Вы ведь не в нашем городе живете?

Джинни сказала, что нет.

– А где?

Поведала и об этом.

– Я смотрю, вы устали. Хотите домой? Хотите, я зайду и скажу вашему мужу, что вы хотите домой?

– Нет. Этого не надо, – сказала она.

– О’кей, о’кей. Не буду. Мать там небось судьбу им предсказывает. Она умеет читать по ладони.

– В самом деле?

– Конечно. Пару раз в неделю она и в ресторане этим занимается. Еще по чаю. Ну, то есть по чаинкам.

Он поднял свой велосипед и откатил его, убрав с дороги микроавтобуса. Глянул внутрь сквозь водительское окошко.

– Ключи в замке, – сказал он. – Тогда… Хотите я сам вас до дому довезу? Вéлик можно кинуть внутрь. А вашего мужа и Элен пусть везет домой Мэтт, когда они там закончат. А если Мэтт к тому времени будет не очень, Джун довезет. Джун – это моя мать, но Мэтт мне не отец. А сами не водите? Нет?

– Нет, – сказала Джинни. Она не садилась за руль уже несколько месяцев.

– Нет. Вот, я так и думал. Тогда что – о’кей? Давайте я? О’кей?

– Только я другой дорогой поеду. По времени будет то же, что и по шоссе.

Через знакомый жилой комплекс не поехали. Поехали даже вообще в другую сторону, свернув на дорогу, которая шла как бы вокруг щебеночного карьера. Понять можно было только то, что в данный момент они едут на запад, в направлении самой светлой части неба. Фары Рикки (так он ей представился) все еще не включал.

– Здесь можно не опасаться кого-то встретить, – пояснил он. – Сколько помню, на этой дороге я, по-моему, ни разу ни единой машины не встретил, никогда. Очень немногие вообще в курсе, что тут есть дорога… А если я включу ближний свет, – продолжал он, – небо сразу потемнеет, и вокруг все тоже потемнеет, и вообще непонятно будет, где едешь. Мы еще подождем немножко, а уж потом, когда покажутся звезды, тогда фары и включим.

Небо было похоже на едва-едва окрашенное красное, желтое, зеленое или синее стекло, в зависимости от того, на какую часть неба смотришь.

– Вы согласны?

– Да, – сказала Джинни.

Как только включишь фары, деревья и кусты станут черными. Просто черными глыбами вдоль дороги, за которыми будет черный массив леса, тогда как сейчас это отдельные, все еще поддающиеся опознанию ели, кедры, тонкоперистые лиственницы, а под ними заросли недотроги с ее цветками, похожими на мерцающие огоньки. Цветы казались такими близкими, протяни руку – коснешься, да и машина ехала медленно. Джинни выставила руку в окно.

Нет. Не дотянулась. Но почти. Такое было впечатление, что дорога едва ли шире машины.

Джинни показалось, что впереди блеснула вода в канаве.

– Там что, справа вода? – спросила она.

– Справа? – отозвался Рикки. – И справа, и вообще повсюду. Вода тут по обеим сторонам от нас, а во многих местах она и под нами. Хотите посмотреть?

Он замедлил микроавтобус. Остановился.

– Вот посмотрите вниз с вашей стороны, – сказал он. – Откройте дверь и поглядите вниз.

Сделав как сказано, она увидела, что они на мосту. На маленьком мостике не более десяти футов длиной, крытом досками, уложенными поперек. Перил нет. А внизу неподвижная, стоячая вода.

– Мостики тут по всей дороге, – сказал он. – А где не мостики, там трубы под насыпью. Потому что вода тут все время течет то туда, то сюда под дорогой. Или просто стоит там и никуда не течет вообще.

– А глубоко тут? – спросила она.

– Да нет. Сейчас-то, летом, – нет. А вот подъедем к большому плесу – там глубже. Вот весной тут разливается так, что вся дорога под водой, не проедешь. Вот тогда глубоко. Плоское место тут тянется на много миль, и дорога идет по нему из конца в конец. Причем у нее нет ни одного пересечения с другой дорогой. Насколько я знаю, это единственная дорога через болото Борнео.

– Болото Борнео? – переспросила Джинни.

– Ну да, это у него официальное название.

– Есть такой остров, называется Борнео, – сказала она. – Но он на другом конце планеты.

– Этого я не знал. Все, что я слышал, это болото Борнео.

Теперь посредине дороги шла полоска темной травы.

– Время зажечь фары, – сказал он.

Включил, и они оказались в туннеле внезапной тьмы.

– Однажды я так сделал, – вновь заговорил он, – ну, то есть вот так же включил фары, смотрю, а там дикобраз. Сидит себе прямо посреди дороги. Столбиком таким сидит, вроде как на задних лапах, и смотрит прямо на меня. Как маленький старичок. Вусмерть испуганный, так что и двинуться не может. Я даже видел, как у него зубы стучат.