Владимир Войнович - Фактор Мурзика (сборник)

Это сообщение повергло собравшихся в странное состояние, все замерли, разглядывая старушку как неизвестное чудо природы.

– Господа-товарищи! – выскочил вдруг из задних рядов человек с седой короткой бородкой, похожей на шерстяную варежку, приклеенную к нижней губе. – Вы что здесь, все одурели? Ну задавили кота. Но не человека же. При чем здесь смертная казнь?

– Тем более что у нас на нее мораторий, – поддержал его мужчина в темно-зеленой бейсболке с надписью Army of Israel. – По рекомендации Совета Европы.

– А нам Гейропа не указ, – возразила кровожадная старушка, все еще на что-то надеясь.

Тут народ от главной темы отвлекся и перешел к горячему спору о преимуществах и пороках Европы. И хотя отдельные голоса допустили, что в Европе что-то положительное при внимательном взгляде заметить все-таки можно, но восемьдесят шесть процентов собравшихся с этим не согласились и ничего, кроме разврата, однополых браков и чего-то еще, вспомнить не смогли. И спор этот дошел до такого накала, что стороны уже чуть не лезли стенка на стенку, забыв при этом, ради чего собрались, а когда опомнились, на месте действия уже не было ни кота, ни его хозяйки и губернатор со своим отпрыском испарились. Кто-то, опомнившись, предложил толпе вспомнить, за чем пришли, и продолжить свою акцию протеста, но этот призыв оказался вялым, ни на кого не подействовал. Народ постепенно растекся в разные стороны, дорожное движение восстановилось, но покой в городе не наступил. Разрозненные группы молодых людей, собираясь в разных частях города, всю ночь колобродили и где-то дрались между собой, били стекла в витринах, поджигали машины и писали на асфальте матерные слова и призывы к чему-то. У многих тогда возникло ощущение, что в городе наступило что-то такое, после чего чего-то такого, что раньше было, уже не будет.

Не дожидаясь дальнейшего развития, Маргарита Максимовна покинула место действия и, прижимая кота к груди, вернулась домой. Положила его на диван, накрыла пледом, оставив открытой морду. Долго смотрела, надеясь на чудо. Чуда не было. Думала, как и всякий человек в таком случае, какая малая грань пролегает между жизнью и смертью. Как трудно бывает поверить и примириться с мыслью, что существо, которое вот еще сегодня утром было совершенно живое, стало совсем не живым. Еще сегодня он завтракал, потом ловил муху, потом сидел у нее на коленях, и она его гладила, а он сладко мурлыкал. Затем переместился к двери и, сидя перед ней, смотрел на ручку. Вот был совершенно живой, был кот, а теперь тушка. Глаза закрыты, выражение морды, то есть лица, спокойное, умиротворенное, на нем написано, что покойный прожил достойную жизнь и ушел в мир стабильности и покоя, где нет никаких потребностей, забот и тревог. Нет людей, мышей, собак и автомобилей.

Надежда Петровна спросила:

– Что вы собираетесь делать?

– Пока не знаю. Надо похоронить.

– Давайте отвезем в Пушково и там в овраге зароем.

– Что? – переспросила Маргарита. – Зароем в овраге? Вы хотите, чтобы я Мурзика закопала, как собаку, в канаве?

– Маргарита Максимовна, что вы говорите?

Маргарита опомнилась.

– Ну да, ну конечно. Собака тоже кому-то дорога. Но как можно сравнивать!

– Маргарита Максимовна, а я слышала, у нас теперь есть где-то кладбища для животных.

– Да, есть. Я подумаю.

На этом обсуждение завершилось.

Домниковское кладбище было одним из самых старых в городе и самым престижным. В нашем иерархическом обществе равенства нет ни для живых, ни для мертвых, поэтому на этом кладбище хоронили только самых высших руководителей области и наиболее уважаемых ученых, спортсменов, людей искусства, бандитов и богачей, желающих вечным сном спать в хорошей компании.

Когда-то давно, похоронив своего второго мужа, Маргарита Максимовна справилась, может ли она рассчитывать, что это будет и ее могила. Ее заверили, что конечно, конечно. Если брак с покойным оформлен должным образом, то она, разумеется, имеет полное право.

Это был хороший сухой участок, по сравнению с другими и в расчете на перспективу довольно просторный, по краю его она когда-то посадила две березки. Посещая кладбище в день рождения и в день смерти мужа, она убеждалась, что оплачиваемая ею смотрительница могил Ангелина выполняет свои обязанности добросовестно, участок содержится в должном порядке, а березки довольно бойко растут.

У входа на кладбище, сразу за тяжелыми чугунными воротами, стояла небольшая, недавно построенная местным вором в законе Серегой Однобоковым церквушка, а на выделенном перед ней участке и могила самого Сереги, застреленного вскоре после построения церкви. Тогда на похороны съехался весь криминальный мир Закедонья, на «Мерседесах», «Бентли», «Феррари» и прочих крутых тачках, возлагали, не скрываясь, пышные венки и букеты. Тут бы их всех и прихватить, тем более что и вся полиция была здесь же, но она вела себя смирно и на воров в законе взирала почтительно. Более того, поскольку Однобоков якобы воевал когда-то в Чечне, на его похороны был прислан взвод солдат, отдавший ему военные почести троекратным салютом из автоматов. Мемориальный комплекс, воздвигнутый вскоре, представлял собой площадку примерно в 20 квадратных метров, застеленную плитами черного мрамора. По периметру, соединенные тяжелой чугунной цепью, торчали квадратные тоже мраморные столбики с неснимаемыми коническими крышками, посредине поставленная на ребро мраморная доска, где золотом выведены имя, фамилия и даты жизни усопшего, а над плитой, вцепившись в нее когтями, рвущийся в небо бронзовый орел с размахом крыльев метра в полтора. Рвался он, правда, недолго. Не прошло и недели после торжественного открытия мемориала, как орла спилили по самые когти и сперли. Вор в законе по кличке Батон, говорили, был очень разгневан и похитителей обещал найти и закопать, но не здесь, а в овраге за кладбищем. Слева от церкви стоял длинный одноэтажный дом вроде барака. В одном крыле его находились мастерская по изготовлению надгробий и цветочный магазин, а в другом – контора кладбища. Контора состояла из двух комнат, из которых первая, проходная, была пуста, а во второй, с табличкой на дверях «Директор», сидел директор. Над его головой, как и должно быть в государственном учреждении, висел портрет президента. Директора, а не президента, звали Алексей Алексеевич Стытов. Это был полный мужчина предпенсионного возраста, с лицом, красным от избыточного давления, следствия избыточных возлияний. В советское время Стытов был одно время начальником местной тюрьмы, затем заведовал областным отделом культуры и потому хорошо знал Маргариту Максимовну.