Владимир Сорокин - Обелиск (сборник)

– Вот по этой проселочной. – Степченко показал сигаретой в темноту.

Шофер кивнул, вывернул руль, и, мягко урча, «Волга» закачалась на ухабах. Фары высветили дорогу: подсохшая глина, ободранные кусты и редкий березовый лес вокруг.

– Тут места хорошие, грибные, – тихо проговорил Степченко. – Лес редковат, а места что надо. Белых много… Не бывал здесь раньше? – Он повернулся к Виктору.

– Нет, не приходилось.

– А я частенько. Как август, сентябрь – так сюда. В августе белые. Белые обалденные. И других грибов много, но белые – с ума сойти!

– Много? – спросил шофер, не отрываясь от дороги.

– За день ведро спокойно наберешь… правей, Петь, правей. Там низина… вот… а в сентябре – опята. Правда, не здесь, а подальше немного. Пройти отсюда километра два.

– А мы прошлый год по Ильинке ездили, – проговорил Виктор. – В начале октября. Опята почти сошли тогда, но ничего, ведра два набрали…

Степченко рассмеялся:

– Сразу видно, Витек, – не грибник ты! Два ведра опят! Да их машинами собирать нужно! Брезент постелил в лесу и носи охапками.

– Точно, – пробормотал шофер, огибая низину с мутно-коричневой водой. – Мы, бывало, как поедем, так по два мешка набьем опят. Жена всю неделю перерабатывает.

Степченко докурил, бросил окурок в окно:

– Петь, вон возле тех березок остановимся…

Шофер подъехал к березам и заглушил мотор.

– Ну, вот и приехали. – Степченко вылез из машины, закинув руки за голову, потянулся. – Оооо… тишина-то какая…

Виктор тоже вылез и осмотрелся.

Кругом стоял ночной лес.

Виктор потрогал влажные листья молодой березы:

– А тут один березняк в основном?

– Да. – Степченко захлопнул дверцу, посмотрел на светящийся циферблат. – Пол-одиннадцатого. Нормально. Как раз вовремя…

Шофер откинул переднее сиденье назад, снял пиджак и, кряхтя, растянулся.

– Подремешь, Петь? – Степченко заглянул в кабину.

– Подремлю.

– Ну, давай. – Степченко выпрямился, хлопнул Виктора по плечу. – А мы пойдем потихоньку.

– Счастливо, – пробормотал шофер, устраиваясь поудобнее.

– Пошли, Витек. Там вон тропиночка.

Виктор шагнул за ним в темноту.

Под ногами зашелестела трава, захрустели сучья, влажные листья скользнули по лицу Виктора. Степченко вынул сигареты, закурил:

– Я тут позапрошлым летом лося встретил. Идем с приятелем, а он поперек нам чешет. Здоровый, черт!

– Большой?

– Здоровый. Они вообще-то щас измельчали что-то, а этот – бык здоровый.

– Я под Брянском был когда, тоже видел. Правда лосиху. И кабанов видели. Мы на уток ездили. Утром пошли, а кабан в бурте колхозном роется. Они только картошку убрали, поздняя осень.

– А он, значит, жрет ее? Здорово!

– Нас увидел, повернулся. А потом, как паровоз – деру. И сопит, прям как танк.

– Ну, они мощные звери. Особенно осенью. Жирные. Я троих угрохал…

Переступили через поваленное дерево, вышли на более широкую тропку.

– А мне вот не приходилось, – проговорил Виктор, вглядываясь в сырую тьму поредевшего леса. – Тогда вроде и пуль-то не было. И стрелять по нему не хотелось…

– Да, с ними поосторожней надо. Если бить – так уж бить. А то один знакомый нулевкой решил по секачу пальнуть. Ранил, а тот за ним. Хорошо, друг выручил – добил пулей. А то б кишки выпустил.

– Да…

Лес кончился, по бокам дороги всплыли одинокие кусты. Слабый ветер шевелил их.

– Ну вот. – Степченко бросил сигарету. – Почти пришли.

– Действительно близко…

– А ты как думал. Я ж говорил – десять минут ходьбы…

Дорога пошла через поле.

Впереди показались серые коробки домов, мелькнул свет, и послышалась музыка.

– Слышишь, раскочегариваются? – усмехнулся Степченко.

– Слышу.

– У них это на краю поселка, так что удобно… Дорогу назад найдешь?

– Найду. Здесь вроде недалеко…

– Ну, и порядок. – Степченко сплюнул. – Иди, я следом за тобой.

Виктор кивнул и пошел дальше.

Вскоре свет стал поярче – показалась вереница уличных фонарей, музыка заиграла громче, дома приблизились и обступили Виктора.

Он прошел по улице до крайнего дома и стал медленно обходить его. Музыка загремела, голос певца стал жестким, отчетливей зазвенели тарелки. Виктор обогнул дом и сразу оказался перед танцплощадкой: лучи двух прожекторов протянулись над прыгающей толпой, скрестились на музыкантах.

Танцплощадка была покрыта потрескавшимся асфальтом. Поломанный забор огораживал ее. Вместо сцены в дальнем углу забора лежали сдвинутые вместе бетонные плиты, из размозженных торцов которых торчала гнутая арматура.

Виктор купил билет в фанерной будочке, отдал контролеру и вошел в распахнутые ворота. Музыканты только что кончили играть – ударник прошелся по барабанам, а гитаристы прощально качнули грифами. Толпа расползлась по краям площадки и принялась шумно занимать лавочки. Рядом с Виктором собралась группа подростков. Они курили, шумно разговаривали, толкая друг друга.

Возле будочки послышался голос Степченко. Виктор обернулся.

Семен Палыч покупал билет:

– И мне билетик, девушка… Всего-то? Дешево. Нет, не был. Да, приезжий я, в гостях. На молодежь хочу поглядеть. Спасибо.

Он вошел в ворота, не торопясь побрел вдоль лавочек, улыбаясь и рассматривая сидящих.

К группе подростков подходили все новые и новые, она росла, и вскоре Виктору пришлось потесниться – вокруг замелькали лохматые головы, какой-то парень в цветастой рубахе толкнул его и примирительно коснулся рукой:

– Извини, старик.

Виктор пошел вдоль забора. На лавках сидели девушки, ребята стояли рядом.

Всюду валялись окурки, смятые пачки из-под сигарет. Возле заставленных аппаратурой плит стояла группа девушек. Виктор подошел и встал рядом.

Музыканты взобрались на плиты, повесили на шеи электрогитары. Один из них – коренастый, с плоским загорелым лицом – приблизился к микрофону и быстро проговорил, пощипывая струны:

– Раз, два, три, раз, два, три…

Микрофон засвистел.

Одна из девушек что-то громко сказала, и подруги дружно рассмеялись.

Виктор посмотрел на нее. Она была стройной, полногрудой и белокурой. Сильно подкрученные волосы рассыпались по ее плечам. На ней было зеленое платье и белые лакированные туфли.

Она опять что-то сказала, показав пальцем на музыкантов, и снова все засмеялись.

Виктор оглянулся. Рядом стоящие парни смотрели на девушку.

– Эй, Васька, давай дю папал! – крикнули из толпы музыкантам.

Коренастый гитарист кивнул своим партнерам, они взялись за гитары и посмотрели на ударника. Ударник разгладил подстриженные в кружок волосы, стукнул палочкой раз, другой. На третий они заиграли – сумбурно и оглушительно.