Евгения Мелемина - Полёт попугайчика

На всякий случай Томми все же уточнил:

– Он рассказывает тебе, что со мной сделает, а ты…

– А что я? Это ваши дела, Томми, а я совсем не боец, сам понимаешь. Кстати, Карла передавала привет. Ты в онлайн когда выйдешь?

Томми вышел в онлайн, когда Алекс ушел, утащив с собой пачку коллекционных комиксов, которые Томми старательно собирал в детстве.

Снова возвращался жар, Томми снова принялся надрывно кашлять, в груди ломило, и единственное, на что Томми хватило – это короткую строчку «чтоб вы все сдохли, суки».

Пачка всплывающих окон атаковала его на странице социальной сети. Писала Карла, Карла и еще раз Карла:

«Привет»

«Ты заболел?»

«Томми, я знаю, ты болеешь, но ответь, пожалуйста»

«Тебе лучше? Я хочу поговорить»

«Томми, ты специально это делаешь?»

«Ты не хочешь со мной общаться?»

«Митфорд, если ты не хочешь со мной общаться, так бы и написал, нечего прятаться»

«Придурок»

Отвечать Томми не стал. Ему не хотелось общаться с уменьшенной копией своей мамаши (а Карла напомнила ему именно миссис Митфорд).

Он захлопнул ноутбук и завалился на подушки, а через десять минут уже спал.

Выздоровление началось.

** *

Снова выплыло солнце. Весна так долго собиралась развернуться во всей красе и, наконец, вступила в свои права. Листва стала темнеть, запахло молодой травой и разогретым асфальтом. Северный ветер покрутился на улицах и исчез окончательно.

Женщины все еще ходили по улицам в вельветовых пальто, а мужчины – в куртках с замшевыми воротниками, но возле школы уже пестрели разноцветные футболки – ученики охотно избавились от курток в первый же по-настоящему теплый день.

Томми весь день волновал запах весны, пронзительно-синее небо поднялось на этаж выше, и птицы плескались в нем, одурев от весеннего звона.

Первый день после болезни – словно еще одно рождение, по крайней мере, когда тебе шестнадцать. Кажется, что все стало чище, здоровее, ярче, будто кто-то старательно надраил мир к твоему прибытию, тайком сбрызнул облака сияющим блеском, добавил в воздух каплю сложной композиции – древесного аромата и аромата запертого еще в почках цветения.

Домой Томми решил пойти через парк. Он тоже снял куртку, хотя знал, чем ему грозит. Куртку закинул на плечо и пошел по аллеям. Обеденный час уже закончился, лавочки и лужайки пусты – для пикников на траве земля еще слишком холодная.

День прошел на удивление спокойно. Никто не задевал его в столовой, никто не грозился оторвать башку. Карла сделала вид, что не было истеричных сообщений и встретила Томми с улыбкой. Алекс корпел над школьной спортивной колонкой.

Минди, пробегая мимо, успокоила Томми – твою роль статуи никто не занял, Попугайчик, репетиция завтра.

Кит Хогарт поздоровался кивком головы.

Все прекрасно, Томми, расслабься. Твоя болезнь принесла уйму пользы – все они остыли и забыли о планах мести и личных разборках.

Аллея закончилась. Томми вышел на улицу, параллельную Школьной. Здесь тоже было тихо. Пара магазинчиков с пропыленными чайниками на витринах, солнечные холодные блики на стеклах, засиженных мухами еще до пришествия Христа.

Припаркованные машины пусты и выглядят сонными. Дорогу неторопливо переходила кошка в красном ошейнике. Это был старый район города, окруженный со всех сторон шумными центральными артериями. Маленький островок тишины. Кое-где даже сохранилась брусчатка.

Томми остановился, наклонился и потрогал гладкие булыжники. Теплые.

Наверное, по ним ездили еще двуколки, а какая-нибудь дама в платье цвета молодой травы восседала на них, придерживая рукой развевающуюся вуаль. С ней, конечно же, сидела негритянка-нянька с узелком, в котором бережно хранился обед леди – медовые лепешки и изюм.

Или не двуколки? Двуколки это, вроде бы, коляска, пассажир которой одновременно и возница…

Томми подошел к витрине магазинчика, заглянул внутрь. Он увидел гигантский чугунный утюг и ворох старых открыток.

Здесь город чувствовался – его настоящая душа и плоть. Живая, дышащая. Не плотина гордость города, не закованная в бетон река, не уродливый консервный завод, а такой вот маленький магазинчик, давно превратившийся в квартирку, где обитает человек, забывший о том, что он когда-то был продавцом. Отсюда и нужно начинать.

– Попугайчик!

Томми резко развернулся.

Ему еще не было страшно потому что голос он узнал – это голос Кирка Макгейла, парня, который в одиночку никогда никого не трогал.

Кирк предпочитал участвовать на вторых ролях, а вне таких стычек он не казался плохим – здоровался, улыбался, шутил.

Если рядом нет ублюдка, который заразит Макгейла жестокостью, он безопасен.

Ублюдок был. Берт Моран топал через дорогу, прищурившись. Макгейл шел рядом, счастливо улыбаясь. Следом за Мораном почти вприпрыжку бежал Алекс.

Увидев его, Томми вздохнул с облегчением. Может, Митчеллу удалось усмирить порывы Морана, и все обойдется?

Эта мысль не дала ему позорно бежать. Томми остался стоять у витрины, только рука, сжимавшая куртку за воротничок, похолодела и взмокла.

Сердце неприятно колотилось.

Моран и Макгейл, перейдя дорогу, закружили вокруг Томми двумя сытыми акулами. Сожрать сразу – не их стиль, лучше дергать по кусочку.

– Говорят, тебя не пускают в церковь, Митфорд?

– А за что его не пускают в церковь, Берт?

– Господь проклял педиков, Макгейл, я читал Библию и знаю, о чем говорю.

– Черт, Митфорд, как ты мог отвернуться от Господа нашего ради того, чтобы подрочить своему дружку?

Томми поднял голову и попытался увидеть лицо Алекса, но тот стоял боком и курил – в открытую курил на улице. Впервые.

– И ты, сраный педик, считаешь, что можешь швырять свою картошку в человека и католика?

– Он это сделал, Моран? – деланно удивился Макгейл. – Я бы тоже не пустил его в церковь.

– Пойдем. – Моран протянул руку, вцепился в ворот футболки Томми и потащил его в узкий переулок, заставленный мусорными баками.

Томми не пришло в голову кричать. Он был зол, зол до тошноты и красных чертей в глазах.

Обкатанная тактика Алекса – хочешь подружиться с человеком – выверни наружу все грязное белье его врагов и обсуди в деталях.

Томми много раз это наблюдал, но не мог подумать, что когда-нибудь Алексу понадобится применить эту тактику против него, Попугайчика.

«Суки, – решил он про себя, – взять бы всех и…»

Дальше не думалось. Перед глазами плыло и кружилось, ноги дрожали.

– Я обещал показать тебе перехват! – крикнул Моран Алексу, загораживающему выход из закоулка-тупичка. – Вот тебе и перехв-а-а…

Он не договорил, наклонился, уперся в землю покрепче и вдруг рванулся с места со скоростью и тяжестью пушечного ядра.