Александр Холин - Царь и схимник

Девушка встала возле кровати, взбила подушку, прислонила ее к спинке, устроив что-то вроде мягкого кресла, и забралась в это гнездышко, натянув на себя одеяло. Давид, недолго думая, плюхнулся на спину поперек кровати, положив голову на колени своей новой подружке. Та не возражала, лишь непроизвольно принялась перебирать ему волосы, наматывая их на пальцы.

– Мои родители работали преподавателями в Московском универе на кафедре философии, – призналась она. – Отец преподавал научный коммунизм, а мама – диалектический материализм. Собственно, их изначальная любовь к вождю мирового пролетариата и послужила причиной того конфликта, который продолжался меж мной и родителями всю сознательную жизнь. Они умудрились назвать меня Виленой, это аббревиатура от Владимир Ильич Ленин. Более того, я уже в первом классе знала три закона диалектики – единства и борьбы противоположностей, отрицания отрицания и перехода количества в качество.

– Классно!

– Да ничего классного тут нет. Детство оказалось перечеркнутым любовью к ненавистнику человечества.

– За что же ты его так? – удивился Давид.

– У нас в доме была отличная библиотека, – пояснила Вилена. – Так вот, я там отыскала опубликованные в XIX веке публицистом Мотовиловым воспоминания о старце Дивеевской пустыни Серафиме Саровском. Надеюсь, ты слышал, что он – один из немногих проповедников, так сказать, русских екклесиастов, предсказавших историю России вплоть до наших дней?

– Конечно, – подтвердил Давид.

– Так вот. Старец Серафим предсказал, что Антихрист родится в 1870 году в России. Именно в этот год родился Владимир Ульянов-Бланк. А править страной этот нелюдь будет три с половиной года. Именно так и случилось с точностью до минуты! Мы живем в царстве Антихриста, и Армагеддон давно начался!

– Как же так? – опешил Давид.

– А сколько крови безвинных уже пролилось только у нас в России? – воскликнула собеседница. – Или ты забыл, что Чечня еще не сложила оружие, да и вряд ли сложит! Пока есть внешний враг, внутреннего никогда не трогают, вот почему это все. У власти остались те же ставленники американских архантропов [36] Архантроп ( др. – греч. «древний человек») – ископаемые предшественники человека (питекантроп, синантроп и пр.); здесь слово применено в иносказательно-уничижительном смысле. , только вывеску сменили…

Кстати, менять вывеску – это чисто национальная еврейская черта. В первом Совете народных комиссаров из ста человек был только один русский.

– «Примкнувший к ним Шепилов»?..

– Да-да, примерно так. Я такую длинную преамбулу рассказываю, чтоб ты понял, почему в нашей семье возникла историческая война «отцы и дети».

До школы родители отдали меня на воспитание в деревню к бабушке, поэтому прокоммунистические мысли не поразили мозг ребенка в раннем состоянии, и я выросла настоящей русской девочкой без экзальтированного стремления к победе мировой революции. Более того, бабушка умудрилась тайком меня крестить в старообрядческой церкви, и крестик я никогда не снимала.

Так вот. С родителями воевать мне было неинтересно, ведь любой учитель внимание всегда оказывает другим детям, но не своим. Я все больше читала. И однажды в домашней библиотеке наткнулась на запись болезни всеми обожаемого Ильича. А также, что кроме Инессы Арманд, заразившей вождя всех народов французской болезнью, у него были бурные сексуальные связи с Анжеликой Балабановой, любовницей Бенито Муссолини. Для меня сифилис был тогда на одном уровне с подлостью и предательством. А как в военное время поступают с предателями, помнишь? Поэтому я всем в школе объявила, отчего преставился любимый советский идол. И конечно же попала в черные списки неблагонадежных. А вот родителей чуть из партии не поперли. Отца простили только за то, что он мог цитировать Ленина из любого тома в любом количестве. Не знаю, сколько он выучил наизусть бесценных опусов Ильича, но, согласись, это – явление уникальное.

А сейчас самое интересное. Когда я приходила домой, то частенько полностью раздевалась в своей комнате и нагишом отправлялась в ванную. Родители очень редко приезжали домой днем, а мне нравилось ходить по квартире обнаженной.

В этот раз я тоже скинула одежду и пошла купаться. Но, открыв двери в ванную комнату, я увидела отца, который только что вылез из-под душа и стоял у зеркала, подбривая щеки. Он услышал, что дверь открылась и резко оглянулся. Представляешь, что он увидел? Молодую женщину в одежде праматери Евы.

Я только потом, много лет спустя, проанализировала его реакцию. Но тогда передо мной был голый мужчина, за несколько секунд возбудившийся до скотского состояния! Я, кажется, пискнула и бросилась в свою комнату. Там отец догнал меня и прижал к стене. От него пахло спиртным. Я не нашла ничего лучшего, как, глядя на него в упор, медленно и четко произнести:

– Если тронешь меня, заражу сифилисом, как твоего любимого Ленина!

Он, признаться, опешил, ослабил хватку, а мне только того и надо было. Я заорала что было мочи:

– Вон из моей комнаты!

Отец мотнул головой, как с похмелья, и убежал к себе, хлопнув дверью. Меня долго бил озноб, но никаких эксцессов больше не было. Через какое-то время отец осторожно постучал в двери и принялся извиняться. Потом просил, чтобы я ничего не говорила маме. Она конечно же ничего не узнала. Но жить с родителями после этого мне стало в тягость. Сразу после школы я устроилась на работу и сняла комнату.

– А где же ты работаешь? Или это тоже секрет за семью печатями?

– Вовсе нет. Наша классная руководительница помогла мне устроиться в библиотеку Гоголя на Никитском бульваре.

– В библиотеку? – глаза Давида вспыхнули мимолетным огнем. – Вот это номер! Я тоже сейчас интересуюсь библиотекой.

– Как-нибудь обязательно расскажешь мне про библиотеку, но в данный момент я хочу знать то же, что и ты: то есть мнение мужчины о первых сексуальных впечатлениях!

– Ну что ж, желание дамы – закон! – пафосно изрек Давид. – Только сразу предупреждаю, мне тоже пришлось испытать соблазн инцеста.

– Вот это номер…

– Да-да, – кивнул Давид. – Дело касается моей сестры. Наши родители, прожив друг с другом двадцать пять лет, все-таки расстались. Отец нашел другую женщину и уехал из Москвы, старшая сестра вышла замуж, а я жил с матерью.

Надо отдать должное сестре, потому как она виртуозно владела математикой, физикой и еще несколькими проходными науками, без которых поступление в вуз практически невозможно. Так вот, через несколько лет после окончания школы я наконец-то решил штурмовать неприступную эту стену и поступать в институт. Сестра, естественно, предложила мне посильную помощь в подготовке к экзаменам. Я каждый день в назначенное время приезжал к ней домой и начинал грызть гранит науки с остервенением голодного хищника. Сестра с улыбкой смотрела на меня, но одобряла мое усердие. Более того, как-то раз она вспомнила: