Юрий Мартыненко - Сквозь седые хребты

– Аккуратней, Тимофей, – Буров показал глазами на фигуру солдата, истуканом стоявшего чуть поодаль. Сняв варежку, служивый с любопытством ощупывал щербатую поверхность каменной стены. Вероятно, он недавно несет здесь службу. Еще не привык. Внимание охранника привлекли слюданые прожилки, которые блестящими змейками разбежались по граниту. Кроме того, кругом было великое множество вкраплений белого кварца.

– Посторонись! – надсадно кричат справа. Мимо проплывает на плечах крепежников длинное ровное бревно. Лаву временно крепили шахтовым способом – вертикальными столбами-подпорками.

Какой исполинский груз, какая тяжесть неимоверная нависла над головою. Вверху была огромная сопка с деревьями, кустарником и травой под снегом. А здесь один только камень. И каторжный труд. Лучшие умы России притуплялись здесь за очень короткое время. Умы, вынашивающие грандиозные планы преобразования, созидания новой, доселе неведомой людям сказочно-счастливой жизни, тускнели от одного только однообразия дикого камня и тяжелых физических страданий.

– Посторонись! – раздавались неестественно громко в пустоте тоннельного чрева осипшие окрики крепежников, выбранных для такого ответственного дела из числа самых крепких мужчин. А навстречу, скрипя несмазанными колесиками, ползли и ползли нескончаемые тачки с каменной породой.

… – А ты смелен, Тимофей, – заметил вечером перед отбоем Буров. – Только, полагаю, ошибаешься глубоко насчет того, что железная дорога лишь одному государю необходима.

– Какой есть, – усмехнулся Брагин и добавил: – Из-за того, наверное, и паримся вместе в этом каменном котле. А смелости теперь не надо. Из-за нее и погибель. Хочешь век спокойно прожить, будь смирен, а не смелен. Так вот… Чего-то я раскудахтадся? Еще подумаешь, Иван, что вот польстил мне, я и захвастал своей философией, горбом выношенной…

– И не думал я льстить тебе, Тимофей. Я правду сказал, что не следует лишний раз попусту подвергать себя ненужным последствиям. Неприятностей и так хватает.

– Неприятность самая большая уже в том и есть, что мы с тобой, Иван, здесь, в Сибири, гноимся. А что правды касается, ее, брат, лучше при себе в мешке держать. И мешок тот не развязывать.

– О том же и я, – заметно оживился Буров. – Не развязывать без нужды…

Наступила пауза. Казарма погружалась в сон. Большинство ее обитателей, угомонившись, начинали храповецкую на разные лады. Кто-то даже подстанывал во сне.

– А что, Тимофей, не поведаешь, за какие провинности в неволю-то угодил?

– Так думаю, про то гутарить не тот час. Поздно уже.

– И то верно, – согласился Буров, улыбаясь вдруг сам себе в темноте.

* * *

Прокаленный стужей январь близился к концу. И Покровский, и Магеллан уже знали, что им не придется встретиться на стыковке. Инженера Магеллана с прежнего участка переставили на десятую версту вести монтировку железнодорожной колеи на подступах к тоннелю. Участок работ чрезвычайно сложный по рельефу местности. Страшная кривая в полную петлю на три версты. К тому же поджимали сроки, пересмотренные Государственной Думой. Теперь здесь был необходим руководитель менее всего либеральный. Изо всех к таковым на дистанции пути относился именно Иосиф Магеллан.

Борис Васильевич Зеест считал, что настоящий период потребует и больших, чем планировалось, затрат. В рабочей силе недостатка не было. Людские резервы черпались за счет все новых партий арестантов, прибывающих с Усть-Кары и Раздольного. По весне, с началом судоходства, по Шилке начнут прибывать переселенцы с запада…

…Начальник охраны по участку ротмистр Муравьев очень резко, на повышенных тонах, отчитал хорунжего Микеладзе, пригрозив домашним арестом за халатное отношение к служебным обязанностям. Это в лучшем случае. В худшем ротмистр обещал написать рапорт в Нерчинское управление.

– Да я вас! – кричал Муравьев, размахивая перед опухшей физиономией хорунжего шерстяной перчаткой. – Немедленно! С конно-разъездным конвоем! В Раздольное!!

Обложив напоследок все и вся страшными матерными словами, ротмистр ускакал на тоннель, чтобы лично проверить охранную службу горе-командира.

Микеладзе, чрезвычайно разобиженный на «муравья», вернулся в казачье зимовье. Стукнув доской, достал откуда-то припрятанную недопитую бутылку.

– Ваш благородь! – в узкую дверь зимовья протиснулся здоровенный казак в лохматой папахе.

– Ппо-шел вон! – оскалился хорунжий, не успев закусить крепкий спирт горстью квашеной капусты из миски на столе. – Без дозволенья не входить!! – звонкий с акцентом голос рвался из зимовья.

Казаки, столпившись на улице, недоуменно развели руками. Пойми, мол, этих благородь-командиров. Один только что распекал за худую службу, веля за арестантами ехать, на ночь глядя. Другой, укрывшись в зимовье, пьет вмертвую. Сейчас опять нарежется, хоть выжимай, а их, бесхозных, закинут снова в караул на тоннель. Дюже не любят казачки этот промороженный громадный коридор, вырубленный в сопке. Сильно пугали гранитные черные своды. Так и чудится, что рухнет, как отойдешь от входа вглубь. Боязно далеко заходить. Уж больно там не по себе становилось. Попадая под своды, некоторые казаки снимали папахи и крестились.

– Ваш благородь?! – нараспев повторял тучный бородатый казак, наклоняясь ухом к двери и слегка постукивая кулачищем в доску.

– Кому сказано? Вон!! – грозно раздалось изнутри. – Зарублю! – люто орал хорунжий.

– Подчиненные переглянулись. Вести дальнейшие переговоры бесполезно. Муравьев вообще куда-то сгинул на своем горячем Воронке. Гражданским начальникам хорунжий не подчинен. Да и нет здесь сейчас никого, кроме старшего десятника. Инженеры Покровский и Магеллан уехали в контору дистанции.

– Делать неча, пошли ребяты, – казаки гурьбой направились к бревенчатой конюшне. Распахнули широкие тесовые ворота. Вынув из холщового мешка скребки и щетки, принялись чистить лошадей.

На зеленом сукне стола разложены большие бумажные листы, испещренные цветными линиями технической схемы строительства магистрали.

– Надобно понимать, господа, что Амурский участок считается связующим звеном всего Транссиба. И все ошибки, допущенные нами теперь, простительны быть не могут, – говорил инженер Магеллан.

– Это верно, опыт достаточен, – поддержал коллегу Покровский, но его перебил инженер Германовский: – Прошу прощения, но позвольте полюбопытствовать, вы сами-то изволите строить с самого начала? С девяносто первого?

– Не понял вас? – Покровский смотрел на Германовского.

– В смысле, строили весь Транссиб?

– Нет. Именно лишь Амурская железная дорога. Но здесь имеются более опытные кадры, – Алексей почтительно кивнул на Магеллана.