Александр Никонов - Последний фронтовик

– Тут вот нам письмо из Совета ветеранов пришло. Приглашают на юбилейную встречу участников битвы под Москвой. Скажи, есть у нас такие?

– Ага, понятно, – тряхнула рыжими кудряшками Тоня. Она откинулась на спинку стула и стала вспоминать: – Так, на прошлый день Победы мы разносили фронтовикам подарки и рассылали пять приглашений. Пришли трое: Гаврила Гаврилыч Тумаков, потом, Владимир Сергеич Вешнев и… и дядя Стёпа Молочайкин. Двое не пришли – болели. Это дядя Кирьян Махоткин и дядя Миша Торопов. Это все.

– А кто из них под Москвой воевал?

– Этого я не знаю, – почему-то с обидой, поджав губы и передёрнув плечами, ответила Тоня. Оживилась: – Дядя Стёпа Молочайкин, сосед наш, совсем уехал из села.

– Почему?

– Так, он совсем один остался. Жена его, тётя Клава, три года назад померла, – трещала Тоня. – Анатолий, сын его, звал его к себе, в город, но он никак не хотел уезжать, говорил – привык. Как, мол, я буду на чужих людях жить.

– И что же?

– Уговорили всё-таки. – Тоня почему-то понизила голос. – Говорили, что из-за квартиры. Сын его младший, Анатолий-то, в двушке в городе живёт, а их самих шестеро, ютятся по углам. Даже, будто, кухню свою под спальню приспособили. Вот как!

– А отец-то причём? – недоумевал председатель.

– Как причём! Ведь фронтовикам сейчас для улучшения бытовых условий бесплатные квартиры обещают. Если он фронтовик, значит, ему квартиру дадут.

– Так, у него же есть дом в нашем селе, как же ему дадут.

– Ну, это уж я не знаю, – ответила Тоня. – Крутят чего-то. А иначе, как сейчас жилплощадь расширить. Бесплатно не дают, а за денежки попробуй-ка купить – если ипотеку брать, так полжизни, а то и до самой смерти, в кабале ходить будешь. А они, Молочайкины, все простые работяги, на их зарплаты не то что квартиру, сарай не купишь.

Виктор Герасимович задумался: так и есть, голая народная правда – собственное жильё приобрести сейчас трудно. Ладно, москвичи или питерцы – у них зарплаты хорошие, если не накопить, то в ипотеку можно квартиру взять. А на селе? Во-первых, работы почти нет, половина работоспособных жителей на пособиях по безработице живёт. Хитрит каждый по-своему, лишь бы выжить. Мужик уезжает подрабатывать в город, поработает полгодика, а потом возвращается и предъявляет на биржу труда справку о зарплате: вот, мол, мне пособие положено. На то год и держатся. Зато с семьёй вместе. Жены в отсутствие мужей дома с детьми сидят, хозяйство содержат.

А те, у кого и работа есть, тоже еле выживают. Зарплаты – только в микроскоп рассматривать. Например, медсёстры в больнице по три восемьсот получают. Та же Тоня: оклад у неё четыре триста, курьером подрабатывает – доплата тысяча восемьсот, да ещё уборщицей – две четыреста. В сумме чуть больше восьми тысяч, а на эти деньги надо мужа-дармоеда прокормить и двоих детей. Да и муж дармоедом не по своей воле стал. Работал помощником агронома в совхозе, который благополучно развалился.

Председатель оторвался от раздумий, спросил Тоню:

– Так, а другие фронтовики?

Тоня сидела, почему-то раскрыв рот.

– В чём дело, Тоня?

– Да я вот только сейчас подумала, почему я дядю Кирьяна Махоткина и Владимира Сергеевича Вешнева, бывшего директора нашего совхоза, давно не видела.

– Ну, мало ли, может, приболели старики.

– Нет, если бы они болели, то я знала бы – у меня свекровь в больнице медсестрой работает.

– А другие? – не отставал Хеттэ.

– Гаврила Гаврилыч ещё в начале лета помер, сразу после праздника победы. А дядю Мишу Торопова дочь совсем недавно в областной центр увезла.

– Зачем?

– Так, он совсем плохой стал в последние месяцы. Юля-то, дочь его, сначала каждую неделю за сто километров к нему мыкалась – не хотел он уезжать, а потом и совсем слёг. Уж и не знаю, жив ли, – добавила Тоня. – Наверно, ещё живой, если бы помер, так в селе давно бы знали.

В этот момент в приёмной раздался стук каблуков. Дверь отворилась.

– Можно войти, Виктор Герасимыч? – спросила бухгалтер Петухова, почему-то косо поглядывая на Тоню, сидящую на стуле. – Здрасьте. Здравствуй, Тоня, – отдельно поприветствовала она секретаршу-курьершу-уборщицу.

– Чего спрашиваешь, Елена Павловна, входи. У меня как раз к тебе дела есть. – Он подвинул на край стола стопку документов. – Вот, оплатить по счетам надо и разобраться с тарифами на воду. Да, и не затягивай с отчётами за третий квартал, а то мне районная администрация уже всю плешь проела с ними.

– Хорошо, сделаю. Ещё что-то, Виктор Герасимыч?

Председатель подумал:

– Да, ты присядь-ка, нам тут с фронтовиками разобраться надо.

– С фронтовиками? – с недоумением переспросила бухгалтер, устраиваясь на стуле. – А чего с ними разбираться, их никого у нас не осталось.

– Как, не осталось! – удивился председатель. – Вот, Тоня говорит – есть ещё фронтовики.

– Точно, точно знаю – никого не осталось, – заверила Елена Павловна. – Мы восей-ко с мамой чаёвничали, так она всё горевала, что фронтовиков не осталось, как, мол, мы без них теперь праздники победы встречать будет. Ведь, почитай, пустой праздник-то будет. Это как, ровно свадьба без жениха с невестой. Дядя Миша Торопов совсем плохой стал, в последние недели даже с кровати не вставал, под себя ходить начал, вот его дочь и увезла к себе.

– Это мы знаем, – прервала Тоня. – И про Гаврилу Гаврилыча знаем, и про дядю Стёпу Молочайкина. А что же с Вешневым и с Махоткиным? Они-то, вроде, ещё живые и никуда не уезжали.

– Как же, дядя Кирьян тоже при смерти лежит, про себя ничего не помнит. К нему внучка приехала, ухаживает за ним. Говорят, что он свою квартиру на неё отписал.

– А Владимир Сергеич? – спросила Тоня. – Он ведь ещё бодрячок старик.

В этом месте Елена Павловна расхохоталась, согнувшись пополам:

– Ой, не поверите! Наш Владимир Сергеич жениться решил.

– Жениться? – удивился Виктор Герасимович. – Да сколько ему лет-то, если его на женитьбу потянуло?

– Он с двадцать седьмого года. На фронт шестнадцатилетним попал. Вот и считайте.

– Выходит, восемьдесят четыре в этом году исполнилось, – быстро подсчитал председатель.

– Во-во, девятый десяток старому дураку, пора о погосте думать, а он туда же – жениться. – Елена Павловна оглянулась на дверь и понизила голос. – Вы ведь знаете тётю Веру Космынину – известная сводница. Так вот, однажды приходит она к Владимиру Сергеичу и давай ему в ухо вдувать: ты, мол, бездетный, одинокий совсем, года у тебя преклонные, скоро совсем без сил останешься; кто тогда за тобой ухаживать станет; да и домино твой пропадёт. А у меня, мол, знакомая в городе есть, она тебя примет, как сыр в масле будешь кататься. А ты, мол, ей дом отпишешь – ведь если помрёшь, государству достанется. Вот Владимир Сергеич и согласился. Неделю уже, как переехал.