Наталья Колобова - Прелестник

Отчасти Луи был прав, говоря о бездействии. В мирное время он был обязан находиться в расположении своей роты четыре месяца в году. Служба казалась ему необременительной, но суетной. Однако все не так просто, как выглядело со стороны. Будучи одним из старших офицеров, герцог по необходимости бывал и в казармах, и в Версале. Король стремился держать своих подданных поближе к себе, а к герцогу де Сен-Шели явно благоволил, что многие замечали. Но королю ведь не было дела, что герцог в свои законные неслужебные дни наметил поездку в имение. Так и приходилось лавировать между двором, семьей и своими желаниями. При дворе Луи бывал часто, что нравилось отчаянным кокеткам Леоноре и Элен, но было не по душе самому герцогу, поскольку он ценил свободу и свежий воздух больше, чем необходимость рисоваться в залах Версаля. Но эту необходимость он все же осознавал как важную для будущего семьи, особенно для Франсуа, поэтому не жаловался.

Он умел драться, был храбр и сообразителен, подчиненные слушались его; он был дерзок и весел, пил так же лихо, как скакал в седле, не знал промаха не только в бою на шпагах, но и на любовном фронте. Женщины обожали этого бравого офицера, который умел быть не только дерзким, но и учтиво-нежным, знал, как развлечь и чем угодить, с ним никогда не было страшно, потому что лучшей защиты и не придумаешь. Слава донжуана не только не вредила ему, но, наоборот, повышала его цену в глазах светских красавиц. Однако никто в мире не понимал, что творилось в его душе, никто никогда не видел настоящего Луи… как знать, может, ему это только казалось.

Прошло шесть лет. Луи не мог не измениться. Конечно, он возмужал, и служба в королевской гвардии сыграла в этом не последнюю роль. Она дала ему отличную выправку, он понял, что значит быть настоящим мужчиной, наконец-то вырвался из женского окружения и усвоил некоторые грубоватые нравы гвардейцев, хотя ему это не мешало быть одним из самых галантных кавалеров двора. Он мог быть самой учтивостью и элегантностью, где нужно, но иногда, в приступах ярости, бывал неузнаваемо груб и циничен. Леонора это хорошо знала, поэтому и высказывалась при Люсьене свободно. Виконт тоже знал характер своего друга, но смотрел на его проявления с другой позиции.

Внешне Луи оставался тем же обаятельным красавцем, его улыбка отличалась той же лучезарностью, в глазах светилась та же плутовская искорка, но беззаботность… беззаботность юноши, запечатленная на той самой картине безродного художника Этьена, исчезла навсегда. Кроме того, несмотря на бравую выправку и особую стать, присущую лишь людям военного звания, Луи, в силу своей комплекции и привычки хорошо поесть, постепенно полнел, что не мешало его энергии и подвижности. Тем, кто относился к нему с обожанием, его упитанность даже нравилась. Но Леонора, испытывающая к мужу почти лютую ненависть, презрительно называла его свиньей и обжорой, особенно если видела его с бутылкой. Луи не уступал ей в силе своей ненависти. Теперь уже было трудно разобраться, кто из них прав, а кто виноват. Оба и не стремились быть образцовыми супругами, оба сквозь пальцы смотрели на любовные похождения друг друга, не испытывая ревности; но ненависть горела неугасимым пламенем, поэтому, когда хотелось побольнее ужалить свою половину, в ход шли обычно обвинения в распутстве. Их брак существовал лишь на бумаге. Леонора родила одного за другим двух сыновей, но старший умер в младенчестве. Тем не менее уже вскоре после рождения второго сына Луи предоставил жене полную свободу действий, но при условии: воспитывать чужих детей он не будет. Леонора и не обиделась, что он оставил ее, устремившись к многочисленным соблазнительницам двора; ей самой хотелось покорять сердца мужчин, а Луи был неинтересен уже потому, что он законный муж. Так что Леонора пустилась в вихрь опасных развлечений, забыв не только о чести семьи, но и о достойном воспитании сына. Рождение детей было для нее лишь досадным препятствием на пути к наслаждению; из-за беременности она оказалась надолго лишенной многих радостей жизни, и за это она отчасти злилась на Луи, ведь по его вине она становилась матерью. Дети пока не входили в планы Леоноры, и она делала все, чтобы их не было. А Луи приходилось отвоевывать своего единственного наследника у баловавших его бабушек и мечтать о том, чтобы Франсуа вырос в обществе братьев и сестер. Разумеется, у герцога были внебрачные дети: о ком-то он знал, но обычно и представления не имел. Служанки и горничные в его доме не могли отказать своему хозяину, они предпочитали его своим неотесанным мужьям или ухажерам. Крестьянки в поместьях ликовали, когда он приезжал отдохнуть. Любая хорошенькая торговка на рынке считала своим долгом предложить свои услуги видному мушкетеру, а о светских дамах и говорить нечего.

Однако Луи, поначалу безрассудно принимавший все «блага» судьбы и тративший свои силы без всякого контроля, становился все более разборчивым. Он сторонился дешевых притонов и предпочитал тратиться на дорогих куртизанок. Он был готов обнимать и целовать всех женщин, но старался избегать мимолетных связей. Красавиц-аристократок он не баловал и часто был доволен своими горничными да крестьянками. Выше всех ставил дорогостоящих куртизанок, если ему хотелось не только утолить плотскую страсть, но и провести время в приятном обществе. На такие меры его вынуждало не столько осознание того, что он рискует слишком рано исчерпать свой жизненный запас, сколько опасность на каждом шагу подхватить «модную» болезнь. Эта перспектива его нисколько не прельщала. Луи был готов умереть от удара шпаги, но не от болезни, тем более такой. И все же он рисковал.

Весь вечер Люсьен не мог отделаться от странных чувств, охвативших его. Все началось с визита к Луи.

Виконт почти месяц не видел друга, и то, что он увидел, вывело его из равновесия. Казалось бы, ничего не произошло. Люсьен привык к мушкетерским замашкам герцога, знал, что тот порядочно выпивает (как и другие), не раз и не два слышал крепкое словцо, а то и отменное ругательство, срывавшееся как ни в чем не бывало с уст Луи. Но только сегодня вечером Люсьена внезапно осенило: он понял, что с другом происходит что-то нехорошее, и давно. Это происходит незаметно, надвигается постепенно. В последний раз Люсьен застал Луи играющим с сыном. Они резвились, как котята, оглашая дом звонким чистосердечным смехом. Такая радость появлялась у Луи лишь тогда, когда он общался с Франсуа или с другими детьми. Он покупал уличным ребятишкам булки или фрукты, катал мальчишек на своей лошади. В эти минуты он сам становился похож на ребенка какой-то особенной чистосердечной непосредственностью.