Валерий Пикулев - Гвардеец Бонапарта. Гордись, Европа: у тебя есть Россия!

Великая Армия расположилась у Немана в ожидании переправ таким же порядком, как и двигалась к нему: немцы, во главе «двунадесяти языков», руководимые королём Вестфальским, направлялись к Гродно; Евгений де Богарне с таким же количеством итальянского войска шёл к Пилонам, а мы – двести двадцать тысяч французов – следовали за своим Императором к небольшой деревеньке Ногаришки, вблизи Ковно. И вот сейчас эта лавина стали и доблести замерла перед рекой, готовясь к прыжку!

Армия уже готова была форсировать реку, но ничем себя не выдавала, скрываемая дремучим прусским лесом и лесистыми горами. – Ни огонька ночью, ни дыма костра днём… ни единого сигнального выстрела!

Бонапарт, появившийся верхом на лошади, осматривал берег, намечая места для строительства мостов. Наш великий Полководец никогда и ничто не пускал на самотёк, вникая в любую мелочь! У самой воды лошадь его споткнулась и сбросила седока на песок. Многим, очень многим тогда это показалось дурным предзнаменованием!

Под покровом ночи, на 23 июня, первыми через реку неслышно переправились сапёры, чтобы начать возведение, согласно приказу Императора, трёх мостов. И что же поразило их?! – А поразила их тишина, царившая на русском берегу! Ни выстрела, ни крика, ни даже случайного возгласа… – мир и спокойствие!

Сразу же через реку переправилось три сотни стрелков для защиты строителей мостов, – но, от кого защищать?! А сутками позже, под сенью темноты, из лесу к реке безмолвно выдвинулись наши войска, – ни громких команд, ни огонька! – подавляя своим внушительным грозным видом и вселяя надежду на скорую победу!

И вот, настал рассвет, 6 часов утра 24 июня 1812 года! Никто из нас не забудет этой даты, – … никто из тех, кто останется в живых! Тут же был дан сигнал к выступлению, – и масса людей и лошадей, сверкающая оружием и усыпавшая склоны холмов и долины, пришла в движение. – Шла пехота, скакала кавалерия, тянулись пушки, ползли обозы… Армия, разделившись на три колонны, двинулась к трём мостам, обтекая холм, на котором стояла палатка Императора, окружённая конно-егерским пикетом. Извиваясь, словно три громадных змеи, то вытягиваясь, то сокращаясь, она была полна решимости покорить эту чужую дикую землю, простиравшуюся за Неманом!

Тут же начались потасовки за право первыми вступить на эту землю. Император тоже спешил сделать первый шаг… Перебравшись на другой берег, он, – водиночку, оставив позади не успевавший за ним пикет охраны! – промчался верхом, на бешеной скорости, по русской земле более мили… но, не встретив даже и намёка на присутствие неприятеля, воротился к переправе.

И лишь дня через три до нас долетел вроде бы отдалённый гром пушек… – в воздухе пронёсся глухой шум, стало темнеть, поднялся ветер… – и на землю упали первые капли дождя. Начиналась гроза. Словно сама природа брала под защиту русскую землю. Многим это показалось роковым предзнаменованием – увы! – так скоро исполнившимся!

Итак, на рассвете, 24 июня 1812 года армия Французской Империи без объявления войны перешла русскую границу. Внезапность удара, – вот на что был сделан расчёт!

Бонапарт, не встретив сопротивления противника, объяснил это неготовностью России к войне. Он не учёл, однако, что русским силам, и в самом деле намного более слабым, чем его Великая Армия, будет предписано командованием не только отказаться от наступления и даже от обороны приграничья, но и спешно отходить вглубь страны.

Таким образом, рухнул первый замысел Наполеона: разбить русскую армию в генеральном сражении на пограничной полосе и, стало быть, завершить войну! – В этом был его первый серьёзный просчёт!

Впервые идея подобной тактики русских в возможной войне с Францией на российской территории зародились ещё в начале 1807 года, во время Второй войны с Наполеоном.

Март 1807 года. Мемель. В этом небольшом прибалтийском городке находился тогда на излечении генерал-майор Михаил Богданович Барклай-де-Толли, тяжело раненный под Прейсиш-Эйлау. Там же проездом оказался и русский Император Александр I, и он, конечно же, навестил своего верного и способного помощника. Тяжело было тогда на душе у раненного генерала! Его постоянно тревожила мысль: как одолеть Бонапарта, особенно, если дело будет касаться земли Отечества? Поделившись этой заботой со своим государем, Барклай прямо и откровенно заявил, что у России нет полководца, равного Наполеону! А поэтому единственной тактикой ведения большой войны, по его мнению, следует считать заманивание противника вглубь страны, уничтожение за собою городов и запасов провизии, нарушение коммуникаций рейдами у него в тылу.

Этот план ведения военных действий был одобрен царём и осуществлён Барклаем-де-Толли в 1812 году, когда он уже был Военным министром, Командующим 1-й Западной армией и фактическим Главнокомандующим вооружённых сил России…

Мы заняли Ковно и Вильно… Заняли – не то слово: мы просто вступили в эти города! Повсюду – следы разрушений, оставленные отходившими русскими силами, но самой армии не было. Буквально перед нашим приходом русская армия исчезла! Цель нашей гонки за русскими – разбить их армию… но чтобы разбить, её сперва надо было найти! Русские же отступали к Смоленску и, по всей видимости, – далее, к Москве… Но почему же к Москве?

Я ломал голову над вопросом, занимавшим меня почти с самого перехода границы. По логике войны государство лишь тогда окажется побеждённым, когда будет повержена его столица… так, почему же мы, влекомые нашим Великим Полководцем, шли по пятам русской армии, отступавшей к Москве? Почему бы часть Великой Армии не развернуть на север, в сторону Санкт-Петербурга, никем почти не прикрытого? Быть может, главная цель нашего Императора – уничтожить армию противника, а столица… – она без армии падёт и сама?

В этом как раз и заключался гениальный замысел Барклая-де-Толли, подхваченный впоследствии Кутузовым, и на который «повёлся» Наполеон: отступать, изматывая противника, но не к столице для её защиты (что было бы вполне логично, – …однако, тогда война будет неминуемо проиграна, поскольку французов силой не остановить!), а вглубь страны, к Москве, создавая у неприятеля иллюзию, что на этом городе свет для русских сошёлся клином!

Ну а Санкт-Петербург… – это направление закрыть было просто нечем (все войска брошены под Смоленск!), и его прикрывал всего лишь один-единственный корпус (двадцать три тысячами пехоты с конницей, при 108 орудиях) генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна… бросать против которого половину Великой Армии, необходимой для уничтожения главных сил противника (оставшегося бы тогда у неё в тылу), было бы просто глупо. – И в этом состоял второй крупный просчёт Бонапарта!