Анри Коломон - Сицилия из рук в руки. Выборки из романа «Франсуа и Мальвази»

Епископ Трапани, считавший тот полк, что он содержит на свои средства отнюдь не мелочью, хотел вывести разговор в свою сторону, но маркиз только что назвал траты именно мелочью и в данный момент заверял князя Сан-Кальтальдо в том, что будет и у него в определенном городе стоять свой собственный полк. Затем обратился к князю де Шакка с вопросом.

– Как вы получили это письмо?

– На руки от посыльного. Князь де Карини отдыхает в поместьях и оно прямиком досталось в мои руки…, через секретаря, сеньора де Ля Воро.

Упомянутый согласно кивнул головой, подтвердив то, что посыльный прибыл сразу к нему и сейчас до времени находится в надежном месте.

– Подержите его там еще пару дней. А затем пусть еще раз подъедет к губернатору, но с предыдущим письмом.

– Письма датированы. – указал секретарь де Ля Воро.

– Ах ты черт, – досадливо ругнулся Спорада, не зная что делать. Ему не хотелось, чтобы письмо попало в руки губернатора. В этом случае оный, согласно тексту отправил бы вместе с уплывающей казной и ее всецелого казначея, сюринтенданта маркиза Спорада, на том же корабле. И пока его мышление велось вокруг да около мысли отвязаться под каким-либо предлогом от поездки и только приходило к мысли, что письмо должно быть вручено губернатору после отправки золота, у сеньора де Ля Воро выход был найден и со всех сторон обдуман.

– Монсеньор! Можно действовать через самого нарочного. Сейчас он знает, что губернатор за городом. Остается только продержать его в этом неведении дня два-три и потом прийти к нему вручить пакет обратно. Приказать отвести его самому губернатору лично… который будто бы только что вернулся из поместий и объяснить дело так, что как будто бы я слегка виноват, что совсем забыл о письме, не распорядился отправить, а стал дожидаться приезда князя. То есть ему следует вести себя так, будто он приехал только что. За это время казна должна уже быть отправлена, простите, перед этим. С ответным письмом от губернатора он отправится так же как ни в чем ни бывало и если проговорится подозрение падет на губернатора.

На миг взгляды маркиза Спорада и де Ля Воро сошлись и последний получил одобрительную похвалу. На этом собрание было закончено. Собиравшиеся вельможи встали и распрощавшись разошлись. Первыми и почти сразу со двора виллы Фаворите выехали кавалькады епископа Трапани и князя Сан-Кальтальдо. Первый из них не спеша отъехал в сторону Монреале. К своему знакомому архиепископу Монреальскому; а владетельный князь угнал в обратную сторону переполненный пылкой энергии и желания подготовить юг пирога сицилийской приманки, и какой! Ни в какое сравнение не идущий с майонезным подливчиком одноименного порта, от которого отказаться невозможно, и съесть как окажется еще трудней.

В ту ночь походная карета внутри которой в двух ее раздельных частях сидели вице-губернатор со своим личным секретарем де Ля Воро и сюринтендант финансов маркиз Спорада с Бофаро и с телохранителем Касба, подъехали к воротам Монтельто. Бофаро слез и без разговоров заставил стражников пропустить карету с сопровождающими в город. Но залезать обратно не стал, только лишь попрощался с Монсеньором с подножки и через открытую дверцу с зашторенным оконцем.

– Делай все как я тебе сказал, – говорил Спорада как можно тише, дабы князь де Шакка, сидевший на следующем ряде к ним спиной поменьше вникал в суть.

Резиденция сюринтенданта в Палермо представляла старинное и необыкновенное сооружение, особенно зрелищное на фоне синего ночного сицилийского неба. Дворец Циза представлял собой высокую квадратичную коробку в три высоких яруса-этажа, прямоугольные прорези окон в которых совсем не оттеняли вид фасада сходного чем-то с плоской желтой стеной, нарезанной валообразными вырезами оконных ниш. Сложенный из камня цвета не выгорающего на солнце, дворец по ночам освещался желтым светом огня и представлял собой яркое зрелище, строгой коробки с приставленными по бокам суживающимися многогранниками высоких башен.

Пожалуй, говорить о цельном виде фасада было бы зря, если оказываешься перед ним на мощеной площади, а вернее говоря перед дугообразной аркой, доходящей от пола почти до середины, под самый подвешенный герб. Но сама арка была сравнительно узка и кончалась сразу, как под нее заезжали. За ней и внутри первого яруса дворец был практически пол и имел выходы наружу кроме высокой арки, две поменьше, а так же три вовсе не больших прохода по бокам.

Сразу за высокой центральной аркой поперек краем протянулась стена, подпирая не второй, а уже третий, наиболее полный ярус, имевший пять больших оконных проемов, и два маленьких возле среднего, когда как второй этаж этого не имел будучи прорезан конусообразной вершиной арки.

Двухраздельная карета заехала за стену и остановилась. Маркиз Спорада пошел на винтовую лестницу уходящую по телу башни на самый верх в квадратичную голову, выходящую на крышу Цизы, представляющую собой обжитую в итальянском духе площадку, огражденную зубчатой стенкой, и в то же время представляющую собой четвертый ярус, имеющий собственную маленькую расчлененную крышу, представленную плоскими площадками на сложной надстройке четвертого яруса, незаметного снизу. Состояла эта добротная старинная постройка из трех частей, из которых две крайние являлись ни чем иным, как ответвлениями эспланадных коридоров, заворачивающихся прямым углом и выходящих в ту же сторону, что и средняя часть, представлявшая собой внутри большую залу, подверженную солнцу, с отодвигающейся панели потолка над бассейном, и со стороны широкого входа с площадки крыши основного корпуса Цизы. С этой же площадки, окружающую всю постройку, можно было взойти наверх, по нависшим над входом в залу лестничным пролетам. А с верха, являвшегося самой что ни есть крышей по своего рода мостикам… можно было зайти на маленькие тупиковые площадки над ответвленными коридорами. Обрамлены они были уже не зубчатой стенкой, а фигурной.

В какой-то степени частями крыши можно считать и четырехгранные макушки башен, увенчанные шаром со шпилем, этим элементом арабского зодчества, перенятым на строительство норманнами. Маркиз Спорада выходил с внутрибашенной лестничной клетки. Будь сейчас жаркий день, не смотря на оконный проем, здесь бы было сумрачно и прохладно. Он любил свой дворец, везде прохладную, затененную и перемежающуюся с косым светом древнюю Цизу, строгую, компактную, необычную. Любил с высоты ее бельведеров, и даже просто выйдя из залы смотреть из-за зубьев, с дикой высоты на город…

В это яркое ясное утро ему не нужно было работать, просиживая за столом лучезарные утренние часы и он с удовольствием простоял их, положив руки на гребни зубьев…, ступив одной ногой вниз пролета и облокотившись на колено рукой…, присев и прислонившись спиной вниз поглядывать, свешивая одну ногу с пуховика, на котором сидел, а другой упершись в противоположный край…