Дмитрий Аккерман - Кацетница

– Я знаю, что вы туда ходите…

– Откуда знаешь? Кто сказал?

– Не помню, – я поняла, что могу серьезно позвести Свету и Ольгу. За стукачество расправа была короткой.

– А если тебя поймают – ты всех нас заложишь, да?

– Петро… как ты можешь. Я даже в тюрьме ничего не сказала.

– Ну в общем-то да, про тебя хорошо говорили…

Он замолчал. Я молчала, у меня тряслись руки, из глаз вот-вот были готовы хлынуть слезы.

– Ну ладно. Завтра. Только ты будешь у меня в долгу, – многозначительно посмотрел он на меня.

Я захлопала глазами. Что он имеет в виду? Впрочем… вряд ли он сделает что-то плохое. Он же наш.

– Хорошо. Куда и во сколько?

– Придешь в мужской туалет. В час ночи.

– Ладно…, – озадаченно сказала я.

– Все, а теперь иди, чтобы нас вместе не видели. И запомни – никому ни слова.

Я не помнила, как прошли сутки. Я ничего не сказала Ольге, но она, похоже, все поняла по моему виду. И ничего не спрашивала. Вечером, после ужина, она сунула мне в руку клочок бумажки:

– Позвони, если сможешь. Спроси, как там что…

На бумажке был написан телефон. Уже вечером, перед сном, ко мне подошла Света. Она пристально посмотрела на меня, потом показала глазами на дверь.

Я вышла. Она прижалась ко мне и жарким шепотом сказала:

– Заложишь ребят – убью. На, тебе пригодится.

Она сунула мне в руку бумажку. Это была синяя пятирублевка – не маленькие деньги. Таких мы не видели в детдоме. Да они и не нужны были нам – тратить их все равно было негде.

– Спасибо… Света, – сказала я, озадаченная противоречивым ее поведением.

– Ни пуха тебе.

Я не знала, что отвечать на это странное русское выражение и просто поцеловала ее в щеку.

Ровно в час я уже стояла около мужского туалета на первом этаже, в нерешительности глядя на дверь. Мои многочисленные комплексы не давали мне зайти туда, но…

Я решилась, взялась за ручку, потянула на себя. В туалете никого не было. Я походила вдоль унитазов, потом присела на подоконник. Боже, а вдруг какой-нибудь непосвященный в нашу затею мальчишка зайдет сюда? Меня опозорят на весь детдом.

Я подумала, все ли сделала как надо. Идти пришлось в одном платье, куртку, укараденную вечером в раздевалке, я уложила свернутую под одеяло. Это мало напоминало спящего человека, но в полумраке могло и сойти с рук. Пришлось оставить и тапки перед кроватью, а до туалета идти по холодному полу босиком, неся босоножки в руке.

Бесшумно приоткрылась дверь. Я вздрогнула. В туалет протиснулся Петро. Увидев меня, он одобрительно кивнул, потом озадаченно посмотрел на платье.

– Да уж. В платье-то как? – прошептал он.

– А почему нельзя? – спросила я.

– Ну там же лезть надо… Ладно, задерешь повыше.

Я покраснела. Несмотря на то, что нас иногда строили во дворе в панталонах и лифчиках прямо при мальчишках, возраст давал себя знать – я жутко стеснялась даже приоткрытых коленок, не говоря уже о другом…

– Я все равно пойду, – решительно сказала я.

– Ладно, пойдешь, успокойся.

Он сел рядом со мной, достал сигарету и закурил. Я не любила дым, но сейчас мужественно терпела.

Через несколько минут один за другим в туалет вошли еще несколько мальчишек. Петро затушил сигарету, выкинул ее в унитаз, тщательно смыл и сказал мне:

– Ровно в 6 утра ты должна быть на месте. Опоздаешь – больше не пойдешь. И прикрывать тебя мы не будем. Ясно?

– Ясно.

– Если попадешься патрулю или милиции – говори, что мама отправила за лекарствами в аптеку. Если заберут – скажешь, что сбежала сама из детдома, нас не выдавай.

– Хорошо.

– Все, пошли. Ты идешь вторая.

Он приоткрыл окно, мы перелезли через подоконник и, пригнувшись, побежали на хозяйственный двор. Стояла кромешная темнота, на небе были тучи, и поэтому не были видно ничего.

В узкой щели между сараем и забором все остановились. Петро пошарил в темноте и стащил откуда-то небольшую металлическую лесенку. Приставив ее к забору, он испытующе посмотрел на меня:

– Спрыгнуть сверху сможешь?

– Да.

– Прыгай на меня, я тебя поймаю.

Лестница едва доставала до середины забора. Петро забрался до верху, подтянулся на руках, осторожно встал между заточенными остриями металлических стержней, торчавших по верху забора, и мягко спрыгнул вниз. У меня учащенно забило сердце. Конечно, еще год назад в деревне я лазила и не по таким заборам – но сейчас мне стало страшно, что я сделаю что-то не так и провалю всех.

Я легко забралась по лестнице, дотянулась до верхней перекладины забора и попыталась закинуть на нее ногу. Сразу же поняв фразу Петро насчет платья – даже в такой темноте мои белые панталоны наверняка были видны как на ладони всем стоящим внизу.

Попытка удалась только с третьего раза. Обдирая руки о прутья и чувствуя боль в мышцах живота, напряжением всего тела я выбралась на верх забора и замерла, с опаской глядя на острия прутьев. Стоило чуть-чуть потерять равновесие – и повиснешь на них, зацепившись в лучшем случае одеждой, а в худшем… нет, про это нельзя думать.

Далеко внизу была видна земля и голова Петро. Прыгать? Господи, как высоко-то… и еще эти босоножки, у них хоть и небольшой, но все-таки каблук, совершенно не предназначенный для десантных операций…

Я пошатнулась, охнула и, чтобы не упасть ничком, прыгнула вниз. Не успела испугаться, как оказалась в крепких объятьях Петра. По-моему, он поймал меня на лету, не дав даже коснуться земли. Я замерла. Он – тоже. Я висела у него на руках, охваченная непонятным для меня ощущением мужской силы. Мне почему-то не хотелось больше никуда идти…

Впрочем, миг сказки быстро кончился. Петро поставил меня на землю, прошептал:

– Ты молодец.

Похвала из уст этого вчера еще малознакомого мальчишки оказалась для меня как бальзам. Я даже глупо хихикнула, вызвав ответный негодующий взгляд с его стороны.

Мальчишки попадали рядом с нами один за другим. Петро просунул руки сквозь прутья решетки и убрал лестницу.

– Все, расходимся. Не забываем – ровно в шесть!

Мальчишки исчезли, как будто их и не было. Я осталась одна в пустынном даже днем переулке.

Ну и что мне теперь делать?

Идти домой? Без ключа? Впрочем, нет, ключ есть у Кристины, мама оставила его ее отцу, когда начались репрессии, чтобы ему было где спрятаться в случае чего, и забыла забрать, когда к нам поселился русский офицер.

Идти к бабушке в деревню? Это был бы лучший вариант, однако я понимала, что меня там найдут, если, конечно, начнут искать. Да и в детдоме начнется переполох – наверняка усилят контроль, и походы в город для мальчишек прекратятся. Побег к бабушке нужно было тщательно подготовить, так, чтобы не начали искать, и никого при этом не подвести.

Уйти в леса, к папе? Тоже неплохой вариант… у меня даже зачесались руки от воображения, как я стреляю по русским чекистам… Но вот где в лесу искать папу? Лес большой, а я голодная и плохо одета…