Галина Вервейко - Матильда Кшесинская. Жизнь в изгнании. Документальная повесть

По Кючук-Кайнарджийскому мирному трактату с Турцией в 1774 году часть Кабарды вместе с большей частью Пятигорья отошла к России. Через семь лет по Ясскому миру Россия приобрела Большую Кабарду и правый берег Кубани. В 1787 году старшины, князья и правители Балкарии обратились к графу Потёмкину с прошением о принятии в подданство. Так эти земли стали российскими.

По инициативе генерала А. П. Ермолова в 1825 году поблизости горы Машук (Бештау) по обеим берегам реки Подкумок была образована казачья станица Горячеводская (Горячие Воды), а через пять лет – 14 мая 1830 года указом Сената разросшееся поселение Горячеводск было возведено в степень уездного (окружного) города под названием Пятигорск.

Это был город-курорт, который стал в начале двадцатого века промышленным, торговым, научным, культурным и туристическим центром Кавказских Минеральных Вод. Он славился лермонтовскими местами. Восемнадцать лет жители города собирали средства на памятник русскому поэту, и в 1889 году состоялось открытие в Пятигорске памятника Михаилу Юрьевичу Лермонтову , который в этих местах погиб на дуэли.

Здесь, в Пятигорске началось всё то, что проделывалось в занятых прежде советской властью городах: аресты офицеров, закрытие банков….

Без тревожных известий обходился редкий день в Кисловодске. Всех потрясла свежая новость: в Пятигорске был зарублен генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский. Он находился на положении заложника. И красногвардейская охрана лишила его жизни. В его штабе в минувшую войну служил Великий Князь Андрей Владимирович…

Вскоре большевики неожиданно появились и в Кисловодске. Правда, для жителей это было почти незаметно

В последние дни января, числа 27-го, Кшесинская собрала у себя на обед близких друзей. И в десятом часу вечера вдруг нагрянул отряд красноармейцев с обыском. Держали они себя, в общем-то, корректно, и обыск был поверхностным. Зачем они пришли было совсем непонятно. Видимо, им было интересно посмотреть на то, как живут в Кисловодске «буржуи». Они хотели отобрать у них оружие. Но никакого оружия в доме Кшесинской никогда не было. Но Андрей, как и многие в то время, носил черкеску с кинжалом. Услыхав, что ищут оружие, он быстро снял кинжал и бросил его в передней. Но один из солдат заметил исчезновение у него кинжала. Матильда поторопилась ответить за Андрея, что кинжал в передней, так как посчитала, что будет хуже, если его найдут там сами производящие обыск. По примеру Андрея Вова тоже носил при себе свой детский кинжал. Солдаты хотели отобрать его тоже, но Иван пристыдил их:

– Как вам не стыдно обижать мальчишку? И отбирать его детский кинжал? Какое это оружие?!

И дяди оставили игрушку гимназисту. Вскоре красноармейцы ушли, но минут через пятнадцать один из них вернулся и потихоньку посоветовал:

– Люди добрые, расходитесь-ка быстрее все по домам. А то вам может прийтись плохо, если отряд придет сюда ещё раз…

И люди тотчас же стали собираться. И все в душе благодарили этого солдата за заботу о них. Что его побудило вернуться? Это осталось неизвестным. Его больше никто из этой компании не встречал.

«До марта месяца, покуда он оставался в Петрограде, я переписывалась с Сергеем Михайловичем довольно-таки регулярно, и из его письма я узнала, что около двадцатого марта он и Великие Князья, проживавшие в Петрограде, должны будут по приказу властей покинуть столицу. После его отъезда письма стали приходить реже и нерегулярно, но всё же по ним мы всегда знали, где он находится. Сначала он был в Вятке, затем переехал в Екатеринбург, откуда я получила несколько открыток и одно письмо. Многие наши письма доходили и до него. После довольно долгого перерыва мы получили от него в конце июня телеграмму, посланную 14-го ко дню рождения Вовы. Мы получили её за несколько дней до его трагической смерти. Из неё мы узнали, что он в Алапаевске. Это была последняя от него весточка. Вскоре по радио сообщили, что Сергей и члены семьи, находившиеся вместе с ним в заключении в Алапаевске, похищены белогвардейцами. Это сообщение, увы, было заведомо ложное. Но кто тогда мог допустить такое вероломство. А как мы были счастливы, что они спасены. Год почти что спустя, когда Сергея уже не было в живых, мы получили несколько открыток и даже одну телеграмму, застрявшие в пути», – с грустью вспоминала в Париже Светлейшая княгиня Романовская-Красинская о своём благодетеле и сидела, задумавшись. Но надо было продолжать писать мемуары. Кшесинская остановилась на весне 1918-го…

Время шло к маю. 30 апреля в Кисловодск прибыла финансовая комиссия, которую возглавлял комиссар Булле. Кажется, он был латышом по происхождению. Его прислали из Москвы, чтобы собрать со «скопившихся в Кисловодске „буржуев“ 30 миллионов рублей контрибуции». Их всех собрали в «Гранд Отеле». Там заседала эта комиссия. Кшесинская в этот день была очень больна, еле держалась на ногах. Увидев это, Ревека Марковна Вайнштейн, еврейка, с которой они подружились в Кисловодске, по собственной инициативе обратилась к комиссару Булле:

– Товарищ комиссар, здесь в зале находится балерина Кшесинская. Она очень больна. В Петербурге Матильда Феликсовна одна из первых пострадала от революции. Она потеряла свой дом и всё своё имущество, и с неё уже нечего взыскивать в виде контрибуции.

После этого Булле подошёл к Кшесинской и спросил:

– Матильда Феликсовна, как Вы себя чувствуете?

Она ответила, что неважно.

– Тогда возвращайтесь домой. Я прикажу дать для Вашего отъезда экипаж и проводить Вас.

Кшесинскую отвезли домой и более не требовали с неё контрибуцию.

Но общение с большевиками продолжалось. Вскоре к Матильде Феликсовне на дачу пришли два красноармейца — Озоль и Марцинкевич. Озоль был хвастливым, хотел произвести на Кшесинскую впечатление. Тут же вынул из кармана свои ордена и наградные значки и стал показывать. Рассказал, что был ранен на войне и лежал в лазарете имени Великой Княжны Ольги Николаевны (дочери Николая Второго). Марцинкевич был совсем молодым и держался скромно. Он был красивым и стройным, в черкеске. Они оба пришли, чтобы пригласить Кшесинскую выступить на благотворительном спектакле в пользу местных раненых.

Матильда Феликсовна была очень удивлена и возмущена тем, что они посмели обратиться к ней с такой просьбой. Это было выражено на её лице. Увидев это, они поспешили её заверить, что среди тех, для кого этот благотворительный концерт делается, немало с прежними воззрениями. Тогда Кшесинская стала им говорить:

– Если бы я и захотела выступить, то всё равно не смогла.