Янник Гранек - Богиня маленьких побед

Я закончила работать за несколько минут до полуночи. Выставила за дверь последних пьяниц, опустила штору, повесила дирндль [20] Женский национальный костюм немецкоговорящих альпийских регионов. – Примеч. пер. на вешалку, встала в баре перед зеркалом и припудрила лицо. Чтобы танцевать, я была старовата, но чтобы с этим смириться – нет. Если бы пять лет назад мне сказали, что в один прекрасный день я стану разносить пиво в традиционном австрийском наряде, я бы расхохоталась такому лжепророку в лицо и даже приподняла бы у него перед носом юбку. Но времена изменились, я отказалась от собственной комнаты и независимости: после работы меня встречал отец – на улицах стало слишком опасно. Загнивающая Вена громко выпускала по ночам накопившиеся за день кишечные газы в виде драк и перебранок на политической почве, в которых я ровным счетом ничего не понимала. В Германии ситуация разрешилась самым радикальным образом, и вскоре ее примеру предстояло последовать и Австрии. Некоторые уже решили, к какому лагерю примкнуть. Лиза заигрывала с националистическими отрядами Хеймвер, что, с учетом ее прошлого, не отличавшегося излишним целомудрием, было не лишено некоторого налета пикантности. Кое-кто из друзей из числа прожигателей жизни вышли из тени и ударились в политику, вступив в ряды социалистического республиканского шуцбунда. Что те, что другие были марионетками. Ни одно из череды сменявших друг друга коалиционных правительств не смогло обуздать нищету, порожденную Великой депрессией. Уличные волнения нарастали, нацисты подогревали их еще больше, угрожая всеобщей забастовкой и иноземным вторжением. Канцлер Дольфус взял страну в свои руки, тут же искоренил всякую оппозицию, как правую, так и левую, и остался единовластным капитаном на тонущем корабле.

Теперь ничто не мешало нацистам прорваться к власти. Наш парламент, в отличие от германского Рейхстага, они поджигать не стали. Парламента как такового больше не было. С границ доносились отголоски нового порядка. Вскоре они начнут сжигать неугодные книги, запрещать музыку, позакрывают кафе и погрузят Вену во тьму.

В тот вечер отец опаздывал. Чтобы справиться с тревогой, я в сотый раз перечитала последнее письмо Курта. В перерыве между его посланиями я жила будто в подвешенном состоянии. Их постоянство несло успокоение, но холодность вселяла уныние. Порой я даже ненавидела их автора, но это очень быстро проходило. Слова любви, или то, что мне таковыми казалось, умиляли, каждая строка вселяла беспокойство, я чувствовала себя наполовину матерью, наполовину возлюбленной. Высыпается ли он? Думает ли обо мне? Хранит ли верность? Он производил впечатление счастливого человека, но надолго ли? Через сколько дней он вновь замкнется в себе? Может, у него болит живот или голова? Не осмеливаясь признаться даже самой себе, я в самых невинных фразах выискивала признаки нового приступа болезни. Чтобы на этот раз его не пропустить.

Принстон, 10 октября 1933 года

Моя дорогая Адель,

В предыдущем письме ты просила в подробностях рассказать о Принстоне и его окрестностях. У меня совсем нет времени заниматься туризмом. Но, чтобы ты не могла меня ни в чем упрекнуть, привожу тебе краткое описание.

Принстон представляет собой университетский городок в паре часов езды от Нью-Йорка. Поездка в мегаполис здорово утомляет. Чтобы добраться от университета до небольшого уединенного вокзала Принстон Джанкшн нужно сесть на «Динджи», это такой автобус, на редкость неудобный. Через два часа поезд прибывает на Пенн Стейшн в Манхэттене, 7-я авеню, 31-я стрит, на перекрестке с Бродвеем, где меня тошнит от яркого света и шума. Поэтому нет смысла просить меня «не таскаться каждый вечер в Нью-Йорк». У меня на это нет ни сил, ни желания.

А вот Институтом передовых исследований я доволен. Научная программа здесь весьма амбициозна, а подбор кадров вполне соответствует чаяниям Освальда Веблена и Абрахама Флекснера, первого директора. Они собрали здесь всех ведущих ученых современности. И даже сумели убедить герра Эйнштейна. Настоящий подвиг, особенно если учесть, что его готова была принять вся Америка. Я не считаю себя впечатлительным человеком, однако встреча с ним стала для меня незабываемым событием. Мы проговорили с ним почти час, рассуждая о философии, но почти не касаясь ни математики, ни физики. Он даже признался мне, что не очень сведущ в математике! Ты по достоинству оценишь этого великого человека и присущий ему юмор. Знаешь, что он говорит о Принстоне? «Чудное местечко с весьма забавным церемониалом, населенное маленькими полубогами, которым вечно приходится расхаживать на ходулях».

Меня всего лишь пригласили сюда читать лекции, но я завидую здешним светилам – фон Нейману, Вейлю, Морсу. Они не обязаны вести преподавательскую деятельность, и их миссия сводится единственно к тому, чтобы думать. Никому нет никакого дела до того, чем вы занимаетесь, отработав положенные часы.

Осенью Принстон просто очарователен. Как дочь венских ночей, ты бы возненавидела этот пылающий багровыми красками лес и здешние безупречные лужайки. В свой первый академический год ИПИ временно разместился в университетском Файн Холле. Вполне приличное здание, американцы демонстрируют весьма примечательную любовь к гигиене. Я готовлюсь к циклу лекций «О неразрешимости постулатов формальных математических систем». Детали опускаю, хотя туманные формулировки никогда не были для тебя преградой! Сообщаю, что мои работы наконец получили самый что ни на есть восторженный прием.

Рабочий график у меня очень плотный. Днем я выступаю в ипостаси заслуженного профессора, вечером – в роли всеми брошенного студента. Общение с собратьями теплое, но в конечном счете довольно ограниченное. Мне очень не хватает венских кафе. Миссис Веблен вовлекает меня в разные общественные мероприятия, постоянно устраивая то чаепития, то музыкальные вечеринки.

Меня поражает количество еды, которую поглощают эти люди. Здесь все какое-то исполинское: стейка мне хватило бы на неделю, а порцией сухого мартини можно было бы заполнить целый бочонок. Если бы я не придерживался в питании строгого режима, то давно бы заболел. Я слежу и за температурой и каждый день совершаю продолжительные прогулки по живописным окрестностям.

На дне твоего рождения меня не будет. Мы наверстаем упущенное, когда я приеду. Что тебе привезти из Нью-Йорка? У меня на подобные миссии совершенно нет времени, однако я мог бы попросить жену кого-нибудь из коллег. В Америке полно экзотических вещей, вполне способных удовлетворить твое любопытство. Может, какую-нибудь музыку? Здесь мне доводилось слышать очень странные вещи, от которых ты, несомненно, будешь без ума.