Дмитрий Романов - Из варяг в греки. Набег первый

– Значит, права была Янка… отец к вам перешёл.

– О, эта девица вельми умна, хоть и называете её людоедкой.

– Да уж… и ты прав был, хочет она домой. И меня просит идти с ней.

– А что же, – спросил Филипп, – Ты теперь ей муж?

Любор покраснел сквозь белую бородку, и не посмел поднять глаз.

– Не робей, княжич. Скажи, и я помогу тебе, чем смогу. Входил ты к ней?

– Да.

Любор не думал, что признаться в этом будет так тяжело. Он готовился хвалиться этим перед Гораздом и Витко, видя себя удачливым охотником. Но перед этим истинно прахом человеческим, ему было неловко.

– Слушай, чернец, почему ты такой догадливый? – обиженно спросил он, – Всё знаешь…

– Куда мне? Но настоящее смирение открывает двери всезнанию.

– Так как же мне быть, скажи тогда? Брать её и уходить в древлянский род? Она ведь тоже толкует здраво, что Первуша князем будет, что не место мне тут, и племена чтут…

Любор оборвал себя, зная, что Филипп не поддержит его в разговоре о богах.

– Ты мечешься, княжич. И я понимаю тебя. Но не вини отца, что отверг ваших кумиров и принял Христа. Разве хуже вам живётся? Ведь он никого не неволит делать то же самое.

– Но он не пошёл в поход! Аскольд, князь Киевский, созвал все племена на Царьград за славой. И только отец отверг его зов!

– А ты бы хотел пойти туда?

– Ты ещё спрашиваешь! – воскликнул Любор.

– Что ж, – Филипп нахмурился и закивал, – Если ты так хочешь, я могу попросить Стояна снарядить тебя с ними.

Любор покосился на грека.

– Шутишь? – спросил он настороженно.

– Ни к чему тебе обиду на отца носить. Да и к святым местам пойти будет на пользу.

– Ну грек… Ну коли сможешь, – Любор вскочил, заходил по избе, потом положил руки тому на плечи и встряхнул, – Век буду должен!

– На всё воля Божья, – Филипп склонил голову в чёрном клобуке и перекрестился.

Месяц листопад проходил в пасмурных днях ветрогона, и уже к концу его ударили морозы. Люди всё чаще сидели по избам – женщины пели, пряли и ткали полотно на будущий год, мужи маялись и пили. Решено было созвать большое вече, и на него прибыли все, кто уже мог носить копьё и лук. То есть все те, кого одолевала маята.

Сначала, как полагалось, говорили старики. Их слушали, уважительно скрывая зевки, и заметно оживились, когда слово взял воевода Усыня, ближайший человек князя. Отирая рыжие вислые усы, он бранил на чём свет стоит людоедов-древлян и призывал пойти на них в поход. Пока их дружина в Киеве, пока Искоростень оставлен, нужно было, по его словам, брать его, мстить за похищенных девиц. Князь сверкал глазами, и было видно, что слова воеводы ему по душе. Тогда кто-то из старейшин возразил, что впереди зима, и в это время никто не воюет, а только дань собирают. Замечание было весомое, большинство мужей согласились, и предложили ждать до весны, пока откроется река, а болота просохнут.

Встал вопрос, чем же заниматься до весны – неужели сидеть в Стоянище и бить зайцев? Это говорила молодёжь.

Наконец, из круга вышел мрак-Варун, оглядел всех хмурым глазом и поклонился князю. Почтенное звание кузнеца давало право говорить без очереди.

– Пока весь люд честной в сборе, буду просить тебя, княже, давнюю просьбу. И коли не по справедливости прошу, скажи – тому все свидетелями.

Князь затрепал рукав кожуха, чуя неприятный разговор.

– Говори, Варун.

– Знаешь ты, и все знают, что живём мы с женой моей Заславой одни теперь. Лесобора задрал зверь, Полелю зверь унёс.

Варун почесал шею, подумал. Долго говорить ему было непросто.

– Но и не молоды мы уже, и кто знает, будут ли ещё дети. А без них умирать нельзя. Как род продолжится? Потому что не должно быть, чтоб некому помянуть. Дух в памяти чают. Разве не верно я говорю, братия?

Вокруг закивали.

– Знаешь ты, и все знают, что в бою взял я пленницу, древлянку, которая нынче живёт в тереме. Ты, княже, запретил мне брать её себе женой. Спорить с этим не след. Так дай же ты мне её в дочери!

Закашляли, заволновались. Кто-то встал во мраке за спинами, кто-то засмеялся, а иные одобрительно клонились головами.

– Или не имею права? – продолжил Варун, всё так же напряжённо глядя на князя.

– Имеешь, конечно, – пожал плечами Стоян, – Но надо подумать…

– А чего думать? – крикнули со скамей.

– Не видано, чтобы в дочери… рабу известно зачем берут в дом! – смеялись с другой стороны.

– Хитро придумал!

Варун рыскал глазами, искал болтунов, но яркий костёр размывал лица.

– Всё верно, Варун достойный человек!

– Он не обидит… А кто ему дочь вернёт? Князь не вернул!

– Отдай девку!

– Зря! Её бы молодому кому…

Стоян кусал ус и трепал рукав, не решаясь ответить. Народ закипал, и Варун, казалось, врос в землю, готовый ждать до утра и даже дольше.

Но всё разрешилось само. В круг к Варуну вышел со скамей Любор. Он встал к нему лицом, а кузнец даже не поглядел на него.

– Я не верю тебе, Варун! – сказал он.

Кузнец не шевелился. Толпа затихла.

– Ты хороший кузнец, но плохой выдумщик…

– Сын! – крикнул князь, – Что ты говоришь?

– Я не верю, что Варун хочет сделать её дочерью. И не разрешаю ему!

– Ты? – процедил Варун, – Ты мне будешь разрешать?

– Буду.

– Объяснись! – князь встал со скамьи. Усыня нащупал древко топора.

– Мы с древлянкой помолвлены.

Со скамей охнули.

– Я решил взять её себе женой. И мужу распоряжаться, в чьём доме жить жене. Так что, Варун, не бери на себя обиды… отступись!

С минуту было молчание, и Стоян прикидывал силы обоих – с холодком замечая, как просто был одет его сын. Ни кольчуги, ни двойного льна…

– Или придётся пройти через меня.

И даже без топора за поясом. А вон у Варуна под коленом неизменный засапожник блестит.

Но кузнец, так и не удостоив Любора взгляда, спросил князя:

– Что скажешь, Стоян? Берёшь людоедку в род?

Однако Стоян не был взволнован этой вестью. Поняв, что драки не будет, успокоившись за сына, он снова сел и в толпе нашёл взглядом Филиппа. Давеча Стоян не хотел верить греку, когда тот поведал ему о своём разговоре с Любором, но теперь всё сходилось.

– Слушай же меня, сын. И вы все тому свидетели! Если ты и впрямь решил взять её, если помолвился перед предками на кургане. Если непреклонен… Я позволю влить в нашу реку новый ручей. Вода всё равно одна.

Любор шагнул к нему, но Стоян выставил ладонь и лоб.

– Стой! Это не всё. Ты возьмёшь её при одном условии.

– Всё, что скажешь, – загорелся Любор.

– Весной Аскольд идёт на Царьград. Это не секрет, и вы о том знаете. Что ж, я не хотел ступать к нему по ряду причин. Мы только отстроились после пожара, а вспомните мор… К тому же я в лучшие дни водил дружбу с Рюриком и молодым Олегом, а те с Аскольдом не в ладах. Но это не так важно сейчас… Пусть залогом моего расположения к Аскольду, к союзу племён, к стяжанию славы послужит мой сын Любор.