Ефим Курганов - Кагуляры

На середину залы вдруг выскочили два человека. Это были Делонкль и Филиоль, члены «Аксьон Франсез», 6 февраля вместе с королевскими молодчиками лихо орудовавшие на площади Согласия. Как раз эти двое повели монархически настроенную молодежь на прорыв полицейских цепей и даже заставили отступить конную полицию.

В целом сражение, как известно, было проиграно, но совсем не по вине Делонкля и Филиоля. Они для ниспровержения демократической заразы себя не жалели, а особенно неистовствовал Филиоль, нанося удары кулаком с необычайной точностью и яростью. В общем, эти двое вполне имели право негодовать, и они выразили свой протест по поводу того, что Моррас вообще решил проигнорировать животрепещущую тему 6 февраля.

Филиоль, тоненький, с неестественно длинными руками, совсем не походил на того человека, который отчаянно дрался с полицией в начале прошлого года. Филиоль сейчас явно не знал, куда деть эти свои длинные руки, смущённо поправил на носу очки в роговой оправе и тут же спрятался за широкой спиной Делонкля – своего упитанного, низкорослого товарища. Даже Филиоль, не слишком высокий, возвышался над ним и потому немного горбился, как будто чтобы лучше спрятаться, а Делонкль позволял ему это, ведь сам имел немалый опыт общения с сильными мира сего и ничуть не смущался, оказавшись в центре внимания многих высокопоставленных лиц. Делонкль держался смело и даже сановито.

Два слова о самом Делонкле, ибо он ещё не раз появится на страницах моего дневника.

Делонкль закончил наш великолепный Политех по специальности инженера-судостроителя, а затем до безумия увлёкся идеей национальной революции. Беды в этом никакой не было. Наоборот – я считаю такой поворот событий в его жизни замечательным. Фанатики национальной идеи нам очень даже нужны. И вообще я за революцию, и именно национальную, а не социальную, так что поначалу мне думалось, что Делонкль подаёт большие надежды. Увы, очень скоро наступило разочарование, и сильнейшее.

Евреев Делонкль люто ненавидел – с моей точки зрения тоже сильный плюс – но плохо другое: слишком уж страстно Делонкль обожал власть и деньги. Настоящей власти он так и не обрел, однако по пути к своей цели успел обрасти солидными денежными массами. Все это, впрочем, мне стало ясно лишь впоследствии.

Но возвращаемся в редакционную залу «Аксьон Франсез».

Делонкль, при всей своей солидности, вдруг начал размахивать руками и дико вращать глазами, стал корчиться, а затем заорал, как видно, находясь в состоянии особого перевозбуждения. Сам себя подстегивая и накручивая, он с каждым мгновением всё больше входил в раж, но при этом речь Делонкля казалась совсем не бессвязна – оратор выстроил четкую и последовательную аргументацию. Да, в его словах была какая-то сумасшедшинка, но присутствовала и своя несомненная логика (я хорошо эту речь помню, хотя прошло столько лет, и особенно ключевые фразы, тогда произнесенные):

– Сколько же можно нападать на Католическую церковь?! Сколько же можно искать врагов на горизонте, когда враги среди нас! Господин председатель, дайте-ка нам лучше отчёт в том, что же это произошло с нами 6 февраля… Имела место измена! И мы настоятельно ждем объяснений!

Моррас молчал, притворяясь, что не до конца понял обращённые к нему слова. Он был с юности глуховат, и все это знали, однако крик, поднятый Делонклем, нельзя было не расслышать. Судя по всему, истинной причиной молчания Морраса был испуг, потому что Делонкль в этот момент был дик и страшен. Даже я, признаться, испугался за нашего учителя. А Делонкль всё продолжал наседать и именно тогда произнёс крылатую фразу, которая стала потом знаменитой на всю Францию:

– Французское действие… Ха! Нет, мы не французское действие, господин председатель. Мы – французское бездействие! Вот мы кто. Да! Позорное французское бездействие.

Моррас по-прежнему не говорил ни слова, как будто превратился в статую. А Делонкль всё бушевал, всё хрипел, яростно размахивая руками. Из отверстых уст его, казалось, вылетали не слова, а молнии:

– Вы все тут собрались болтуны и бездельники. И мы не хотим больше быть с вами. Да, мы выходим из «Аксьон Франсез». Мы хотим действовать и будем действовать.

После этого Делонкль выбежал из залы. Филиоль, семеня, заторопился следом. Но это не все… Спустя минуту и из залы вышло еще несколько человек, и среди них такие виднейшие деятели «Аксьон Франсез», как маршал Франше д‘Эспере и герцог Поццо ди Борго. Впоследствии, когда Делонкль и Филиоль создали Комитет революционного действия, то маршал и герцог оказались среди его членов.

Да, это был самый настоящий бунт, но у Морраса растерянность наконец прошла. Сделав непроницаемое лицо, он, как ни в чём не бывало, выразил желание продолжить речь, привёл новые аргументы в поддержку своего, осмеянного Делонклем, тезиса о еврейско-католическом симбиозе и на этот раз заслужил одобрение публики.

Я тоже аплодировал, хотя упрек в еврейскости, обращенный к католицизму, мне по-прежнему казался явно абсурдным. Католицизм и еврейство объединены, пожалуй, лишь бешеной ненавистью к ним Морраса.

Но вот что на тот момент было мне совершенно непонятно – о каких реальных действиях со стороны мятежников от «Аксьон Франсез» могла идти речь? Ведь основная боевая сила лиги в лице королевских молодчиков осталась с Шарлем Моррасом!

Делонкль, Филиоль и покинувшие «Аксьон Франсез» почтенные персоны никакой серьёзной боевой силы представлять собою не могли. «Ну, может, еще несколько человек к ним прибьется, пусть даже несколько десятков человек, – думал я, – всё равно это им не поможет для осуществления сколько-нибудь заметных демонстраций».

В общем, я покидал редакцию «Аксьон Франсез» в состоянии сильнейшего недоумения, но очень скоро моё недоумение рассеялось, сменившись разочарованием, а затем – самым настоящим ужасом. Вскоре я убедился, что применение наточенных бритв против конной полиции, имевшее место 6 февраля 1934 года – это всего лишь детские шалости по сравнению с тем, что последовало после ухода Делонкля и Филиоля из «Аксьон Франсез». «Французское действие», о котором говорил Делонкль, оказалось столь чудовищным и кровавым, что многие стали с ностальгией вспоминать о тех временах, когда Моррас был в «Аксьон Франсез» непререкаемым авторитетом. Даже самые агрессивные речи и статьи Морраса начали восприниматься чуть ли не как пение ангелов.

Признаюсь, мне тоже хотелось назад, в симпатичнейшую эпоху чистых угроз, которые так и остаются угрозами (хотя с евреями всё-таки стоит расстаться – одно их присутствие рядом, среди нас, необычайно сильно мешает мне жить, начисто лишает меня спокойствия).